Алексей Очкин - Четырнадцатилетний истребитель Страница 6

Ваня бросился к пушке...

- Черношейкин!.. Давай осколочные снаряды!.. - навел орудие в сторону удирающих немцев и стал палить...

Впереди догорало несколько танков... У одного из них в ровике засыпало раненого бойца, медсестра откопала его и, перевязав, потащила на плащ-палатке...

- Маленькая, а удаленькая!.. - заметил сержант Кухта, подходя с бойцами к огневой позиции. На огневую уже вернулись комиссар с лейтенантом и расспрашивали Ваню и Черношейкина...

- Значит, если бы не повар, вам каюк? - сказал Филин.

- Точно, он и спас, - подтвердил Черношейкин, - он, товарищ комиссар, применил секретное оружие

- Что за оружие?

- В одной руке автомат, а в другой - черпак.

Разорвалась мина...

- Не толпиться! В укрытие! - приказал комиссар, а Ваня опустился на колени у щита и принялся выскребать "палочку", обозначавшую лично уничтоженный им танк.

Разорвалась вторая мина...

- Гляди-ка! - показал сержант Кухта в сторону взметнувшихся фонтанов земли. - Он в "вилку" берет, а Анечка снова побежала...

Аня притащила раненого к траншеям и теперь бежала опять к горящему танку. По ней и вели огонь немецкие минометчики.

- Аня! - хором закричали бойцы.

Но Аня подбежала к горящему танку, схватила бронебойку, повернула обратно, и тут разорвалась мина... Когда облако рассеялось, все увидели Аню на земле...

Лейтенант уже мчался к ней. Ване так и не удалось выскрести палочку на щите, он бросился помогать Дымову. Когда принесли девушку, она уже умирала. Мина перебила ей ноги. Аня лежала на плащ-палатке без стона. Только от боли кусала губы и смотрела на лейтенанта, как провинившаяся школьница на учителя. Потом из последних сил выдохнула:

- Не пишите маме...

Она посмотрела еще раз на лейтенанта, и ее глаза застыли на синем небе. Ваня только тут рассмотрел, что глаза у нее тоже синие-синие, как и небо сегодня. И вся она была очень хорошенькая, с черными гладкими волосами, подобранными строго на затылке. Прикрытая по грудь лейтенантской шинелью, она лежала смирною девчонкою, только ветер шевелил у белоснежного виска иссиня-черную непокорную прядку волос, а от ее страданий осталась лишь густая капля крови на нижней аккуратной губе, которую она прокусила...

Хоронить Аню пошли от каждого орудия по бойцу, и Ваня тоже с ними. Могилу отрыли у откоса. Комиссар достал из нагрудного кармашка девушки комсомольский билет, развернул, пробежал глазами и переложил себе в карман рядом с партбилетом, потом сказал:

- Прости, Аня, что не выполним твою просьбу. Мы все-таки напишем твоей матери правду, и пусть она знает, какая у нее дочь...

Ваня держал за руку лейтенанта, а тот до боли сжал ему пальцы.

У красного глинистого холмика застыли бойцы, комиссар скомандовал:

- В честь героической комсомолки из Рязани - огонь!

Три короткие автоматные очереди прокатились эхом. На огневые позиции возвращались молча. Навстречу с бугра быстро спускался боец из соседнего батальона... - Товарищ комиссар!.. - запыхавшись, доложил он Филину. Комбат велел передать... Приказ получили... На новые позиции.

6

Утро 14 октября 1942 года еще не наступило, ночь еще боролась с рассветом... Но уже ощущалось дыхание нового дня - предутренний рассвет растворял ночь, темные, густые краски уступали светлым, прозрачным. Вначале смутно виднелся лишь далекий правый берег, а над ним бушующее на десятки километров море огня. Потом из серой мглы стали выступать очертания обрыва и песчаной косы; с крутого берега из разбитых баков, будто расплавленный металл, устремилась к реке красными языками пылающая нефть, долго плясала на воде. Левый низкий берег еще был скрыт в тумане. В отсветах пожаров, словно дымящаяся кровь, курилась широкая Волга...

Повар Удовико, как и сотни других поваров, с полуночи штурмовал солдат перевоза, требуя лодку, чтобы переправить термосы с борщом и кашей на ту сторону. Кроме того, он должен был переправить Ваню на левый берег - всех подростков по приказу командарма Чуйкова собирали в тылу армии для отправки в суворовские и ремесленные училища. Но сейчас в первую очередь перевозили боеприпасы на Тракторный.

В тот предрассветный час никто на площади Дзержинского не предполагал, что скоро, очень скоро они окажутся на направлении главного удара. Не знали, что уже сотни вражеских самолетов с тысячами бомб поднялись в воздух, сотни бронегромад выдвинулись на исходные позиции, а наши радиостанции поймали голос Гитлера - он в последний раз категорически заявил миру, что возьмет Сталинград. Всего этого не знали ни комиссар Филин, ни сержант Кухта - они крепко спали. У Черношейкина длинные ноги не уместились в ровике, и он растянулся прямо на земле с Дымовым, который всю ночь ходил с проверяющими по переднему краю и лишь недавно завалился на боковую. А Ваня заснул в обгоревших кустиках в ожидании повара Удовико - во сне сбылась мечта мальчишки... Он шагал с лейтенантом на Тракторный завод. Не мертвый и разбитый, как сейчас, а живой, поющий на все голоса заливистыми свистками маневровых паровозиков, с ритмичным уханьем молотов, веселым шумом металлорежущих станков.

Но не сбыться Ваниной мечте. И повару Удовико, только под утро штурмом овладевшему лодкой, тоже никогда не добраться на правый берег. И те, которые отплыли с Удовико, уже не вернутся...

"Воз-ду-ух!.." - еле успели крикнуть дежурные и втащить в укрытия тех, кто спал на земле. Рокот моторов перешел в вой сирен. Бомбы посыпались на площадь.

Ваня проснулся будто под огромным колоколом, по которому бьют разом тысячи молотов. Гул разрывов больно отдавался в ушах, вот-вот лопнут барабанные перепонки; от едкого дыма и горелой земли сперло дыхание. Не было сил терпеть этот раздирающий гул, бойцы зажимали уши. Кто-то из новеньких, сидевших в ровике позади Вани, вцепился ему в воротник и совсем сдавил горло. Оторвать руку бойца было невозможно, Ване пришлось развернуться и двинуть его локтем, только после этого тот разжал пальцы.

Район Тракторного кромсали тысячи бомб, сплошной град металла. Такого еще не было за всю великую битву.

Сколько продолжалась бомбежка? Потеряли счет времени. Ваня разжал уши, когда земля стала оседать. Снова раздался рокот моторов, но уже не сверху... Он понял, что это танки. Тут же услышал команду: "К бою!" - и выскочил из ровика...

Кроме командира орудия и наводчика, в расчете левого орудия были все новенькие. Выкатывая из укрытия пушку и готовясь к бою, они отчаянно бегали в полный рост, будто и не было обстрела. "Ишь, какие смелые", - усмехнулся Ваня.

Угрожающий рокот и лязг нарастал. Ване казалось, что от нестерпимого грохота голову сдавливает обручем. Из Ополченской улицы выползла бронированная колонна. Изрыгая огонь, танки палили из пушек, бесперебойно строчили пулеметы. Бронегромад было не меньше трех десятков. Слева, по проспекту Ленина, и справа, по Дзержинской улице, Ваня тоже увидел колонны танков. Сколько же их? Сотня или больше?! Пятнистые, зелено-желтые танки с черными крестами ломали на своем пути обгоревшие деревца и столбы, крошили и подминали под себя развалины.