Эмиль Людвиг - Судьба короля Эдуарда Страница 6

Впрочем, скоро его даже стали считать более прилежным, чем старшего брата; все отмечали также, насколько больше Эдуарда он похож на родителей. Позднее, когда Альберт стал королем, его однокашники в книгах и статьях упоминали лишь о его блестящих достоинствах, тем большую симпатию и уважение вызывают его собственные слова о том, что он «обычно плелся в хвосте класса». Братья, кстати, неизменно удивляли всех своей скромностью, которая, как мы увидим позднее, позволит им в решающие моменты жизни любезно и с достоинством отстраняться от льстивых речей придворных.

Здесь, как и потом в Дартмуте, тяжесть воинской службы, основанной на немедленном повиновении, усугублялась для принца Альберта тем, что он заикался. Преподаватель, первое время об этом не знавший, неожиданно спросил его:

— Сколько будет половина от половины?

Принц не смог ответить, и учитель высмеял его.

«Слова застыли у меня во рту, — рассказывал позднее принц. — Я думал: хоть бы мне сквозь землю провалиться! Многие недели в училище были омрачены для меня этой историей».

Эти трогательные фразы, которые Тэйлор Дарлишир, биограф короля, приводит в своей работе, просмотренной самим Альбертом, в полной мере отражают страдания молодого человека, но вместе с тем свидетельствуют об отличавшем его с юности чувстве ответственности.

Все дисциплины, которые преподавали Альберту, были достаточно интересны для него, и позднее он использовал в своей работе полученные в училище инженерные знания. Ему повезло — его врач, мистер Грэг, остался при нем, и он получал особое удовольствие от игр со своим любимым партнером, особенно от тех, в которых не требовалось разговоров. Вместе с братом он служил очень недолго; оба они заболели корью, их забрали из училища, зато потом, выздоравливая, они могли лазить в Ньюкее по скалам, осматривать старые церкви, а однажды присутствовали при спуске на воду спасательного шлюпа. Когда в открытом море проходили большие суда, мальчики — ведь они были все-таки школьниками — заключали пари об их водоизмещении, хвастаясь своими недавно приобретенными познаниями. Они пристрастились к рыбалке, и один знаток объяснил им, что рыбак, ловящий на спиннинг, на голову превосходит по мастерству того, кто ловит сетью.

Живя вместе или отдельно, братья всегда хорошо понимали друг друга, и, кажется, младший крайне редко испытывал такое чувство, будто его в чем-то обделили. Во всяком случае, уже упоминавшийся Дарлишир пишет, что принц Альберт иногда «свысока посматривал на то, что делали его братья». Наверняка Альберт задумывался о судьбе своего отца. Второй сын короля, как и он сам, Георг хотел стать моряком, но вынужден был стать королем. Без сомнения, из курса истории Англии на память ему приходили биографии других королей, на чью долю выпала та же участь: ведь Ричард Львиное Сердце, Эдуард II, Генрих VIII, Карл I, Карл II были вторыми сыновьями монархов.

Тем временем Эдуард, королевский гардемарин, на борту «Индостана» впервые вышел в море, которое ему, как истинному англичанину, должно было казаться чуть ли не озером в английских угодьях. Поход этот можно было считать на четверть увеселительной морской прогулкой, натри четверти — флотской службой. Товарищи любили Эдуарда, они звали его Сардинкой, так как он был очень худым. Рапорт, направленный капитаном корабля королю, рапорт настоящего моряка, а не придворного, отмечает усердие принца, например, при дежурстве в учебном пороховом погребе или при тяжелейшей погрузке угля. Надо было видеть, как в ту эпоху судно запасалось углем, — кругом грязь, тучи угольной пыли, и над всем этим стоит жуткий грохот. Рапорт о прохождении принцем морской службы заканчивался следующими словами: «Все будут сожалеть о потере отличного товарища и очень нужного члена команды. Он много работал, энергичен, развит не по летам во многих отношениях».

Покинув корабль, принц узнал, что он уже завершил едва начатое морское образование. Знания его остались неполными, что не могло не огорчать Эдуарда, ибо он очень хотел глубоко освоить какую-нибудь специальность. Жизнь, полная непрерывной суеты, столь понятной, если принять во внимание бесконечное многообразие обязанностей принца-наследника, не слишком нравилась ему. Позднее он подшучивал над собой: «У меня звание адмирала, но никогда никому не посоветую подняться на борт судна, где мне доверят штурвал». Может быть, в подобные минуты он завидовал своему брату-курсанту, чье образование продолжалось еще семь лет.

Тогда же произошло и второе значительное событие в жизни братьев — коронация их родителей, которой предшествовали долгие приготовления, и юноши (одному было семнадцать, другому шестнадцать лет) присутствовали при этом, внимательно ко всему приглядываясь, ну и, конечно, критикуя отдельные детали. Но именно тот знаменательный день четко обозначил различия между братьями, как бы разграничил их роли. Этим летним утром, когда раззолоченный средневековый кортеж двинулся в Вестминстерское аббатство, в шестой карете сидели пятеро детей супружеской четы, направлявшейся на коронацию: Эдуард, уже носивший костюм кавалера ордена Подвязки, рядом с ним Альберт, все еще в форме морского курсанта; два самых младших брата в костюмах шотландских горцев и сестра в белом платьице.

Потом, в соборе, наследный принц должен был стоять в первом ряду; тогда как Альберт и остальные дети сидели сбоку и восхищенно наблюдали за пышным зрелищем. Красивый семнадцатилетний юноша в живописном костюме, впервые надевший маленькую корону, прекрасно понимал, что половина Англии и представители всей Британской империи смотрят на него и прислушиваются к его словам, когда он, преклонив колено перед отцом, только что провозглашенным королем, произносит традиционную клятву: «Я… отныне ваш вассал душой и телом, мое земное предназначение — поклонение и служение вам, честь моя — в преданности вам, я готов жить и умереть, защищая вас».

Потом, когда принц запечатлел поцелуй на щеке короля, тот привлек к себе сына и ласково поцеловал его. Позднее, в замке, после окончания церемонии, дети короля склонились над альбомом с новыми почтовыми марками — жители острова Ньюфаундленд на радостях выпустили марки с изображением всех принцев. Совсем ненадолго взрослеющие принцы вновь превратились в детей, и между братьями и сестрой вспыхнул жаркий спор о том, кто лучше всех вышел на марках и какая марка самая ценная.

Вскоре после коронации Эдуард получил титул принца Уэльского. Король Англии имеет право наделять одного из своих сыновей титулом принца Уэльского по своему выбору. И вот сейчас Эдуард, юный рыцарь в алом плаще, стоит на древней каменной стене замка Карнарвон, что возведен на месте римской цитадели, на площадке между двумя старинными башнями. Бархатная шапка надвинута на лоб, когда отец вручает ему меч и корону, взгляд у него серьезный и напряженный. Потом Эдуард получает золотой жезл командующего, а на средний палец ему надевают перстень, который обручает его с Уэльсом и нарекает отцом края и его народа… Все это выглядело почти неправдоподобно, но невероятнее всего оказалась жара, — знаменитая жара 1911 года. Молодому человеку, облаченному в тяжелый бархат, пришлось в тот день нелегко — он долго стоял неподвижно под полуденным солнцем.