Михаил Кириллов - Армянская трагедия. Дневник врача (декабрь 1988 г. – январь 1989 г.) Страница 6

Филолог, 45 лет, канд. пед. наук, работал на кафедре в Ленинаканском педагогическом институте, позже – в школе. Типичный армянин, худой, как сухое дерево. «Обрушился дом. Сдавило обе голени. Сознание не терял. Откопали через сутки. Ампутации обеих голеней в нижней трети. До сих пор фантомные ощущения и боли в пальцах стоп». Бодрится, шутит: «Русские – оптимистичнее армян». Думаю, что оптимизм не специфически русская национальная черта. ОПН у него была, но обошлось без гемодиализа, возможно, за счет ранней ампутации. Готовится к переводу в Институт Вишневского для подготовки к протезированию. С ним жена – армянка, говорящая по-русски без малейшего акцента. Выяснилось – она учительница русского языка. Здесь уже просматривается начало социальной, психологической реабилитации.

Хожу по отделению, как будто ношу несу. Люди охотно доверяют мне свою боль, и, хотя я больше молчу или, послушав сердце и легкие, подбодрю тем, что с этим у них вес в порядке, или о Саратове и Волге упомяну – не бог весть что, – очень благодарны.

Перевязочная. На столе совершенно голая молодая женщина. Ноги раздвинуты. Ноги! Одной нет: высокая ампутация бедра – громадная гнойная рана. Идет перевязка: промокшее гноем снимают, моют, чистое кладут. Подняла голову, вытянула шею, смотрит – как там? Чуть позже она уже в палате, в сорочке, под одеялом. Рядом с ней муж.

Сейчас в Эребуни преобладает плановая хирургическая работа. Работают три аппарата ГБО, гемодиализная на замке (всего, было от разных государств до 10 аппаратов «искусственная почка») – аппараты свалены и не нужны. Полно лекарств – всяких, названия многих – импортных – неизвестны. Сейчас у армянской профессуры уже сдержанно-снисходительное отношение к русским врачам, прибывшим к ним на помощь в очень трудное время. Некоторые уже не помнят, как 9—11.12. к ним «опустился десант» из 80 военных хирургов. А что тогда было? Раненые поступают, а персонал на личном транспорте «рванул» в Ленинакан – каждый спасать своего. Понять это можно, но и больницу оставлять без врачей было преступно. А сейчас нашим дают понять – открыто, на пятиминутках, – чтобы скорее уезжали, так как им не на что стало жить, не на что покупать бензин. Наши денег не берут с раненых и их родственников, и им перестали платить. Какая мораль?! Обычная финансовая катастрофа: армянская фирма не выдержала конкуренции бессребреников.

Спускаюсь в реанимационное отделение: На 18 штатных койках в дни массового поступления лежало до 50, заполняя широкий коридор. Правда, многие умирали тут же, доставленные уже в атональном состоянии. Показал мне десяток больных, все еще лежащих здесь, сам заведующий – Эдуард (Эдик), фамилию не записал и не запомнил. Очень подвижный, заводной, энергичный и подготовленный реаниматолог.

Сюзанна, 18 лет, девушка из Ленинакана, высокая ампутация обеих ног. ОПН, серия сеансов гемодиализа. Сейчас шлаки вышли, раны поджили. Соматическое состояние удовлетворительное. Лишь анемия – тяжелое и стойкое осложнение СДР и ОПН. Психическое состояние адекватное, но без крайних проявлений. Лежит, как белая лилия, закрыв глаза. Руки раскинуты, а ног нет.

Сусанна, 35 лет, мать троих детей. Ленинакан. Задавило всю семью. Однако дети после ушибов и ссадин уже выписались из больницы, ждут ее у родных, муж в Москву отправлен. А у нее ампутация обеих бедер. СДР, ОПН, которая уже разрешилась. Но психическое состояние тяжелейшее. Только на наркотиках, реланиуме. Час поспит и начинает громко стонать, требуя к себе врачей и… морфия. Так все последние дни. Хирургическая, реаниматологическая, соматическая ситуации завершаются успешно, а на первый план выходят нарушения психики. Этим нужно заниматься сейчас, скоро будет поздно. Мать ее, сидящая рядом, говорит мне тихо: «Хоть и без ног, но все же дети на маму могут посмотреть, пусть живет». Через 15 мин после моего осмотра она заснула, нашпигованная лекарствами. Измученное страданием красивое лицо, кожа цвета слоновой кости.

Рядом женщина лет сорока, из Ленинакана. Спит. Одеяло обрывается на уровне таза. Высокая ампутация обеих бедер, выкидыш вскоре после сдавления. Она не знает, что муж и трое ее детей погибли. Будущее, у которого одно прошлое.

В отдельной палате лежит молодой мужчина, поступивший из Спитака. Всего лишь ссадина на ноге и… столбняк. Уже 18 дней на искусственной вентиляции легких. Теперь уже есть признаки восстановления самостоятельного дыхания. Эдик говорит, что выкарабкается. А несколько дней назад здесь же умерла от столбняка женщина. Все это – дефект первой помощи, не вводят противостолбнячную сыворотку.

Интересно (и Эдик это подтверждает), что, несмотря на СДР, политравму, долгие лишения, ампутации, лихорадку, у пострадавших, как правило, не развивается заметный дефицит массы тела. По сравнению с классическими представлениями не подтверждается факт развития гиперкалиемии (ни лабораторно, ни электрокардиографически) до возникновения почечной недостаточности, хотя, скорее всего, дело в поздней диагностике.

Захожу в ординаторскую. Все четверо курят, в том числе сестра – беженка из Баку. Говорю: «Ребята, бросайте курить!» Отвечают: «Если бы вы были с нами, вы бы тоже закурили». Да, я побыл здесь, ужаснулся, расстроился и уехал. А им еще сегодня десятки раз на день подходить к этим несчастным, к стонам. Какие нервы нужно иметь!

Сел в городской автобус, набитый людьми. Протиснулся и вышел у метро. Тускло освещенные станции – площадь Спаидаряна, маршала Баграмяна, «Дружба». От «Дружбы» вниз по мокрому снегу до госпиталя.

Во мне все время какая-то грустная песня. О чем эта песня? Эта ноша? Эта печаль? О людях. Кому нужны воины-интернационалисты, калеки афганские?! Разве что матерям. Кого они защитили? Кому нужны будут армянские, спитакские, ленинаканские калеки? Добрых 10000 инвалидов? Разве что матерям, если остались в живых.

Как нельзя понять бесконечность, Вселенную, так нельзя почувствовать, выразить все горе армян! А ведь я еще не видел раздавленных детей. Для того чтобы это вобрать в себя и выразить, нужно быть или Шекспиром, Лермонтовым, Достоевским, или сумасшедшим.

Вечером посмотрел солдата Симоняна с пневмонией. Ему получше. Служит он в Краснодарском крае, службой доволен. Ему, конечно, «повезло», что заболел, побудет подольше со своими.

В штабе – Г. И. Смышляев, который так и живет в госпитале, С. Б. Коробов, начмед – армянин, дежурная служба. Телевизор, шахматишки, перекуры, свежезаваренный чай, разговоры. Обещают новое землетрясение в Армении – сегодня, 31-го, или 1-го. В Дилижане уже объявлена такая возможность. В приемном покое, в коридоре в штабе нет отбоя от «отпускников», прибывших на похороны, и т. п. Идут на все, только бы остаться. Какое-то нашествие.