М. Загребельный - Эдуард Багрицкий Страница 6

Сражениям с уголовниками Багрицкий в октябре 1917-го предпочитает командировку в Персию. Он покидает Одессу, где ожидают окончания войны, результатов выборов в Учредительное собрание, смены режима самодурства династии Романовых демократическим устройством государства, и отправляется в расположение войск генерала Баратова, на должность делопроизводителя в 25-й врачебно-питательный отряд Всероссийского Земского Союза помощи больным и раненым.

Через Ростов, через станицы,Через Баку, в чаду, в пыли, —Навстречу Каспий, и дымитсяЗа черной солью Энзели.

В феврале 1918 года Багрицкий возвращается. В Персии уже не с кем воевать. Большевики прекращают Брестским миром войну с немцами, а значит, и с Османской империей. Однако пребывание Багрицкого на турецком фронте не было туристическим путешествием. Артем Веселый после гражданской собирает и документирует рассказы ветеранов. Вот что он обобщил из свидетельств участников верблюжьих походов (тогда Багрицкий в самом деле научился ездить на верблюде) экспедиционного корпуса генерала Баратова. «Иные за все время походов хлеба настоящего и на нюх не нюхали и давно уже забыли вкус хорошей воды. Цинготные их десны сочились гноем, литую мужичью кость ломала тропическая малярия, язвы и струпья разъедала шкуру томленую… Непролазна ты, грязь урмийская, остры камни Курдистана, глубоки пески Шарифхане!..»

Весной в Одессе усиливается хаос. После так называемого «троевластия» на смену Советам и иным заявляются 13 марта 1918 года австро-германские оккупанты. До дня окончательного воцарения в Одессе большевиков, 8 февраля 1920-го, в нем будут править и сменять один другой более десяти различных режимов. Пришлось и поэтам Одессы подумать о выживании, о своей партии. Еще в сентябре 1917 года в здании Новороссийского университета в 8-й аудитории начинают собираться поэты, литераторы, которые создают творческий союз, окончательно оформившийся в 1918 году.

Зинаида Шишова вспоминала, что там она впервые выступила с чтением стихов. Познакомилась, а впоследствии сдружилась с Багрицким, Олешей, Катаевым и Адалис: «Освободившиеся от влияния «ахматовщины», «гумилевщины», «северянинщины», мы назвали свой кружок “Зеленая лампа”». На первом своем вечере в консерватории на сцене на стол поставили лампу с обычным тогда абажуром из зеленого стекла. Лампу случайно разбили. Отсюда и произошло название. Правда, литературоведы без устали упражняются, выискивая причинно-следственные связи с одноименными кружками времен Пушкина и русской эмиграции в Париже 1920-х.

Багрицкий, Катаев и Олеша становятся главными генераторами идей «Зеленой лампы». К ним охотно присоединился Лев Славин. Он оставил воспоминания о знакомстве с Багрицким. Славин пришел в тесную бедную квартирку на Ремесленную улицу, где жил Багрицкий вдвоем с мамой.

«Я увидел человека худого и лохматого, с длинными конечностями, с головой, склоненной набок, похожего на большую сильную птицу. Круглые серые, зоркие, почти всегда веселые глаза, орлиный нос и общая голенастость фигуры усиливали это сходство. Сюда надо прибавить излюбленный жест Багрицкого, которым он обычно сопровождал чтение стихов: он вытягивал руку вперед, широко расставив пальцы и упираясь ими в стол. Его кисть, крупная, с длинными и сильными пальцами, напоминала орлиную лапу. Он косо глянул на меня из-под толстой русой пряди, свисавшей на невысокий лоб, и сказал хрипло и в нос: «Стихи любите?»

Он был полуодет, сидел, скрестив ноги по-турецки, и держал перед собой_блюдце с дымящейся травкой. Он вдыхал дым. Мы застали Багрицкого в припадке астмы. Болезнь, впоследствии убившая его, была тогда несильной. Она не мешала ему разговаривать и даже читать стихи. Читал он хрипловатым и все же прекрасным низким голосом, чуть в нос. Длинное горло его надувалось, как у поющей птицы. При этом все тело Багрицкого ходило в такт стихам, как если бы ритм их был материальной силой, сидевшей внутри Багрицкого и сотрясавшей его, как пущенный мотор сотрясает тело машины…

Есть натуры закрытые, которые узнаешь исподволь, Багрицкий был, наоборот, человеком, распахнутым настежь, и немного мне понадобилось времени, чтобы увидеть, что эта зоркость и сила Багрицкого и словно постоянная готовность к большому полету были точным физическим отражением его душевных качеств. Это ощущение осталось у меня на всю жизнь».

Славин сочинил шаржи отцов-основателей «Зеленой лампы», вспомнив, что одно время Багрицкий трудился редактором в одесском отделении Российского телеграфного агентства.

Небритый, хмурый, шепелявыйСкрипит Олеша лилипут.Там в будущем – сиянье славыИ злая проза жизни – тут.За ним, кривя зловеще губы,Рыча, как пьяный леопард,Встает надменный и беззубыйПоэт Багрицкий Эдуард.Его поэмы – совершенство.Он не марает даром лист.И телеграфное агентствоВедет, как истинный артист.Но вот, ввергая в жуткий трепет,Влетает бешеный поэт —Катаев – и с разбега лепитРассказ, поэму и сонет.

В газетах печатают следующие объявления: «Зал консерватории. Новосельская, 63. В воскресенье, 17 марта 1918 года, второй интимный вечер «Зеленой лампы». Новые стихи. Эдуард Багрицкий, Юрий Олеша, Зинаида Шишова».

Кроме творческих, поэты преследовали прозаические цели – заработать. Билеты продавали на Дерибасовской или у швейцара консерватории. Интимный вечер состоял из нескольких отделений. Сначала – лекция о литературе, музыка, мелодекламация, пластический танец. Потом при свете лампы с зеленым абажуром на столе на сцене поэты читали стихи. Далее следовал «ералаш» – инсценировки юмористических рассказов и оживленные гравюры. А потом начинался бал – танцы под рояль до утра.

«Зеленая лампа» объединяла неунывающих, веселых людей. Они вместе ходили в кино, смотрели многосерийный фильм «Парижские тайны». Садились в первых рядах – среди одесских мальчишек-«папиросников». Это была публика восторженная и благодарная. Она так вживалась в экран, что предупреждала героиню о приближении злодеев: «Бетина, тикай!». Или напоминали: «Эй, гитару забыл». Изредка появлялся главный герой «Железный Коготь» – у него действительно был протез в виде когтя. Лица его никто не видел. «Железного Когтя», сцены из «Тайн» Эдуард Багрицкий великолепно имитировал. Вместе с Фиолетовым они демонстрировали «Эдины штучки»: Багрицкий, по-пиратски повязанный красным платком, с петлей на шее, изображал Фому-ягненка, идущего на виселицу, а Фиолетов с подушкой на животе – его беременную и вероломную подругу. Этот же красный платок участвовал в другой картине – Эдя повязывал им лицо, нахлобучивая кепи на глаза, поднимал воротник, вытягивал вперед руку и крючком выпускал палец. Он крался вдоль стены, как кошка. Это была «Маска, которая смеется, или “Железный Коготь”».