Православные христиане в СССР. Голоса свидетелей - Ольга Леонидовна Рожнёва Страница 60

Родители мои были венчаны. Мама, будучи еще невестой, сказала отцу, что замуж не пойдет, если не будут венчаться.

В доме у нас всегда висела икона, мама ее никогда не прятала и ничем не закрывала, на большие праздники перед иконой мама зажигала лампадку. Это сейчас у нас лампадка постоянно горит, а раньше такого не было.

Храм находился очень далеко от нас, в пятнадцати километрах от дома, поэтому там удавалось бывать редко, только на большие праздники: Пасху, Рождество Христово, Успение. В храм мы ехали, а обратно шли пешком.

К праздникам мы готовились, постились, всегда убирались, все мыли, чистили. Мама сама всегда пекла куличи, красила яйца. К празднику Святой Троицы она украшала дом березками и травой.

Ольга Ивановна Дегтерева

Мама учила нас всех молитвам «Отче наш», «Богородице Дево», «Живый в помощи». Молитвословов раньше не было, поэтому все переписывалось от руки: утренние молитвы, вечерние молитвы и некоторые акафисты, например акафист Иисусу Сладчайшему. Если у нас не получалось сходить в храм, то мы все собирались дома, становились перед святыми иконами, мама читала молитвы, и мы все молились.

Господь нас берег

Люди мне всегда попадались хорошие. Когда я была маленькой, храмы мне казались такими большими, красивыми. В храме нас знали и очень хорошо к нам относились. Накануне больших праздников нас оставляли ночевать прямо в храме, так как домой идти было очень далеко. А когда мы стали взрослее, то, чтобы попасть на ночную службу, переодевались в бабушек, так как нельзя было пойти в храм в открытую – комсомольцы дежурили. Но Господь нас берег.

Священники были добрые, особенно помню, когда мы жили в Дагестане, там в храме служил отец Владимир, он был очень хорошим. Мне нравилось, как он говорил проповеди, всегда наставлял и помогал, но он уже преставился. Помню еще отца Александра, он был иеромонахом, сейчас он уже епископ там же, на Кавказе. Он приходил к нам домой, общался с моими братом и отцом.

Мы всегда старались жить дружно и помогать, кому чем можем

Мама у нас была строгая, а отец был не таким строгим. Вот, помню, идешь гулять, чуть-чуть запоздаешь, возвращаешься домой бегом. А во дворе у нас был палисадник, так я становилась в угол палисадника и читала молитву «Живый в помощи». После молитвы иду домой и прошу: «Господи, хоть бы мама не ругала меня!» И слава Богу, мама не ругала.

Жили мы тогда в Дагестане, мама даже цыган в дом пускала, чтобы и они могли себе что-то приготовить к празднику в нашей печи. Кроме того, в доме у нас всегда жили странники. Вот помню: у нас жил один мужчина, который совсем недавно вышел из тюрьмы, он болел туберкулезом. Как-то мама шла по улице, было холодно, а мужчина этот закопался в листву, чтобы не замерзнуть, и мама его подняла и привела к нам домой. Он прожил у нас всю зиму, пока не окреп и не встал на ноги. Мама нашла его родственников, и через какое-то время приехала сестра этого мужчины и забрала его.

Вообще, мы всегда старались жить дружно и помогать, кому чем можем. И что самое главное – несмотря на то что в семье у нас было восемь детей, мы никогда ни в чем не нуждались. У всех нас были свои обязанности, мы всегда жили в труде, и скучать нам не приходилось.

Крестик на тебе есть?

В 1977 году мы переехали во Владикавказ, и мама начала ездить к старцу Иоанну (Крестьянкину). Она нам почти ничего не рассказывала про встречи со старцем, время было такое, что за веру людей преследовали. Вот меня, например, преследовали из-за того, что я не хотела вступать в комсомол. Конечно, я тогда была маловерная, прямо не говорила, что не вступлю в комсомол, потому что верующая, хотя все знали, что наша семья верующая. В конце концов меня вынудили вступить. На комсомольские собрания я старалась не ходить, говорила, что заболела или еще что-то.

Крестик носила. Мама нам всем крестики надела, и мы их не снимали. Во Владикавказе, когда я училась в институте, ректор вызывал меня к себе в кабинет, но прямо не спрашивал, верующая ли я, а спрашивал так: «Крестик на тебе есть?» Но я малодушничала и отвечала «нет», хотя вешала крестик сзади на спине, а спереди была видна только цепочка.

Ректор мне все время говорил: «Вот как увижу я тебя, так мне и хочется заглянуть и посмотреть, что у тебя там висит на цепочке: крест или еще что-то?» Я не признавалась, а если бы призналась, то меня исключили бы из института. Но потом я каялась в этом батюшке.

Моя младшая сестра (духовное чадо отца Иоанна) пошла в Покровский храм и там работала псаломщицей.

Мужа за руку в храм не тяни, а молись за него!

Когда я окончила геологический институт, то уехала работать на Чукотку. Храмов там, конечно, не было, это сейчас они там есть, а раньше не было. Поэтому, когда я приезжала домой, первым делом шла в храм, исповедовалась и причащалась.

Один раз я приехала Великим постом на Благовещение в Псково-Печерский монастырь. Мы с мужем жили тогда невенчанные, и меня это очень тяготило, а он не хотел венчаться. Я написала тогда записку отцу Иоанну (Крестьянкину), ее передали, и батюшка мне ответил: «Мужа за руку в храм не тяни, а молись за него!» И дал мне молитву: «Крест Христов, на весь мир освященный благодатию и Кровию Господа нашего Иисуса Христа…» Наказал, чтобы я без этой молитвы из дома не выходила, вот так сейчас и делаю, как батюшка благословил.

Он, как истинный монах, тебя не потревожил

Господь меня всегда берег, наверное, по молитвам мамы. Мама у нас была молитвенницей. Когда она приезжала в Печоры, ей говорили: «Ты же наша, ты же тут, в Печорах живешь!» И папа мой тоже был на послушании в Печорах.

Папа мой сподобился монашеского пострига. После смерти мамы он ушел в Свято-Троицкий монастырь (город Алатырь) к отцу Иерониму (Шурыгину), и батюшка благословил папу на постриг. Папу постригли, и на третий день после пострига Господь его забрал в ангельском чине.

В миру папу звали Иван, а в постриге – отец Иаков. Помню, когда его забрал Господь, батюшка сказал