Нелли Гореславская - Иосиф Сталин. Отец народов и его дети Страница 60

Словом, на сотрудничество с врагами Яков не шел. Тогда его перевели в штаб-квартиру фельдмаршала фон Бока. Здесь его допрашивал капитан В. Штрик-Штрикфельд, профессиональный разведчик, в совершенстве владевший русским языком, благополучно проживавший после войны в ФРГ и оставивший свои воспоминания. В них он, в частности, рассказывал о том, как безуспешно пытался завербовать Якова Джугашвили на место, впоследствии занятое генералом Власовым, и о решительном неприятии Яковом его рассуждений о духовно-расовом превосходстве германской нации.

«Интеллигентное лицо с ярко выраженными грузинскими чертами, – описывал он сына Сталина. – Держался он спокойно и корректно… Он рассказал нам, что отец простился с ним перед его отправкой на фронт по телефону. Крайнюю нищету, в которой русский народ живет под Советской властью, Джугашвили объяснял необходимостью вооружения страны, так как Советский Союз со времени Октябрьской революции окружен технически высокоразвитыми и прекрасно вооруженными империалистическим государствами.

– Вы, немцы, слишком рано на нас напали, – сказал он. – Поэтому вы нашли нас сейчас недостаточно вооруженными и в бедности. Но придет время, когда плоды нашей работы будут идти не только на вооружение, но и на поднятие уровня жизни всех народов Советского Союза.

…Он не верил в возможность компромисса между капитализмом и коммунизмом. Ведь еще Ленин считал сосуществование обеих систем лишь «передышкой». Майор (в действительности – старший лейтенант, – прим. авт.) Джугашвили назвал нападение немцев на Советский Союз бандитизмом. В освобождение русского народа немцами он не верил, как и в конечную победу Германии. Русский народ дал миру выдающихся художников, писателей, музыкантов, ученых…

– А вы смотрите на нас свысока, как на примитивных туземцев какого-нибудь тихоокеанского острова. Я же за короткое время моего пребывания в плену, не обнаружил ни одной причины смотреть на вас снизу вверх…»

Возможно, то было время наиболее интенсивной обработки Якова. В качестве основного средства давления ему стали предъявлять листовки, газеты, где были сфабрикованы его заявления. Об этом свидетельствует бывший польский поручик Мариан Венцлевич: «4 мая 1942 года трое вооруженных автоматами охранников во главе с капитаном ввели в наш барак пленного в советской военной форме. Этот тщательно охраняемый пленный и был старший лейтенант Джугашвили. Мы сразу узнали его: без головного убора, черноволосый, точно такой же, как на фотографии, помещенной в фашистской газете… Несколько раз мне удавалось встретиться с Яковом с глазу на глаз. Он рассказывал о том, что никогда не делал немцам никаких заявлений, и просил, что если ему больше не придется увидеть своей Родины, сообщить отцу, что он остался верен воинскому долгу. Все, что состряпала фашистская пропаганда, – ложь».

Подтверждает это также бывший польский военнопленный капитан Александр Салацкий: «Во время пребывания в Любеке Джугашвили сблизился и подружился с поляками. К его близким друзьям относились поручик Кордани, свободно говоривший по-русски, поручик Венцлевич и поручик Мысловский. Мы обсуждали разные темы, играли в карты, шахматы… Рассказывая о своих трагических переживаниях, он подчеркивал, что никогда не изменит Родине, что заявления немецкой прессы ничем не прикрытая ложь. Он верил в победу Советского Союза».

Так, в фашистском плену, Яков, раньше споривший с отцом, стал проводником и апологетом той самой сталинско-большевистской концепции о России как священной родине социализма, носительнице огромной идеи мирового счастья, которая если еще и не сбылась, то всё равно сбудется, несмотря на все усилия и происки врагов. Старший сын Сталина не предал ни отца, ни его идею.

После этого Якова передают в распоряжение ведомства Геббельса. Следуют новые этапы обработки, когда «кнут» чередуется с «пряником», но все бесполезно, сын Сталина на сотрудничество не шел. Есть сведения, что Якова не только допрашивали, но и пытали. В материалах дела есть неподтвержденная информация, что Яков дважды пытался вскрыть себе вены. Его переводили из лагеря в лагерь, меняли сокамерников, но ничего принципиально не менялось – ни его позиция, ни отношение к нему. Так, эсэсовец И. Кауфман, бывший охранник в Хаммельбурге, писал в 1967 году на страницах западногерманской прессы: «Сын Сталина выступал в защиту своей страны всякий раз, как представлялся случай. Он был твердо убежден, что русские победят в войне».

В том же Хаммельбурге находилась и группа советских генералов с Д. М. Карбышевым в их числе, с которыми Яков тесно общался. Карбышев сказал тогда о Якове: «К Якову Иосифовичу следует относиться как к непоколебимому советскому патриоту. Это очень честный и скромный товарищ. Он немногословен и держится особняком, потому что за ним постоянно следят. Он опасается подвести тех, кто с ним будет общаться».

Один из советских военнопленных в лагере, капитан Ужинский потом рассказывал, как однажды охранник подошел к Якову с банкой краски и кистью и стал на его форме выводит буквы S.U. (Soviet Union – Советский Союз). Он расписал всю форму Якова, вплоть до пилотки.

– Пусть малюет! – крикнул Яков, обернувшись к товарищам. – Советский Союз – такая надпись делает мне честь. Я горжусь этим!»

Кстати, рассказы Ужинского о его будто бы близкой дружбе с Яковом, который якобы даже делил с ним нары в лагере, заставили Галину Джугашвили, дочь Якова, вообще отрицать пребывание её отца в плену, настолько неправдоподобно описал эту дружбу и беседы с Яковом капитан. А дело, скорее всего, было в том, что Ужинский в лагере Якова, безусловно, видел, только вот дружбы с ним не водил и на одних нарах не спал. Вернее, Яков с ним не дружил. Яков общался в Хаммельсбурге, в основном, с советскими генералами. Но кому были бы интересны рассказы Ужинского только о том, что он видел Якова? Другое дело – дружба, совместные нары с сыном Сталина! Вот этим уже можно привлечь внимание.

В засекреченном «Деле № Т-176» из архива Госдепартамента США было зафиксировано, что незадолго до своей гибели Яков заявил: «Скоро германские захватчики будут переодеты в наши лохмотья и каждый из них, способный работать, поедет в Россию восстанавливать камень за камнем все то, что они разрушили…» Так и произошло, хотя поехали не все, многие спокойно и благополучно дожили свой век в англо-американской зоне оккупации Германии.

Яков Джугашвили был убит выстрелом в голову 14 апреля 1943 года якобы при попытке к бегству.

22 апреля 1943 г. Гиммлер направил письмо в нацистское министерство иностранных дел:

«Дорогой Риббентроп!

Посылаю Вам рапорт об обстоятельствах, при которых военнопленный Яков Джугашвили, сын Сталина, был расстрелян при попытке к бегству из особого блока «А» в Заксенхаузене близ Ораниенбурга.