Елена Макарова - Фридл Страница 61

Тогда возьмем снова рембрандтовское «Воскрешение Лазаря». Архетипический образ времени. Глубокое религиозное чувство человека времен барокко. Взгляд со стороны, сильное ощущение величия Христа, сюда же – одеяние с подбоем, уверенность в том, что фигура Христа тем не менее не должна быть освещена. Это и производит впечатление неслыханного бесстрашия. Пребывание с Христом и одновременно с самим собой.

Погоди, я бумагу не заправил!

Тогда скажем просто:

Содержание картины нельзя выразить словами (если не углубляться, подобно Мюнцу, в суть вещей), т.к. оно есть общее достояние и посему имеет бесчисленное множество индивидуальных образов, или попросту лиц.

Не очень понятно, – замечает Павел. Он успевает не только печатать, но и следить за зигзагами мысли. Вот какое мне досталось сокровище!

Рассматривая картину, мы имеем дело с чем-то гораздо бóльшим, чем некое содержание, причем акцент можно сделать как на слове «некое», так и на «содержании».

Ты хочешь сказать, что картина и зритель – это симбиоз? Каждый воспринимает картину по-своему. Зритель приобщается к картине, ничего у нее не отбирая, а она дает ему то, что он ищет в данный момент. Через несколько лет он изменится и увидит в ней, неизмененной, что-то совсем другое. Вот и выходит, у каждой картины бесконечное число образов.

Павел, я тебя люблю!

Перерыв?

Наша любовь – тоже своего рода симбиоз. Она не такая страстная, как с Францем, не такая пылкая, как со Стефаном, в самом акте нашего соития есть что-то родственное, старшая сестра отдается младшему брату заботливо, чтобы ему было хорошо в первую очередь. У Музиля в «Человеке без свойств» – вот еще одно незавершенное творение, которое я так люблю! – главный герой Ульрих любит свою родную сестру Агату. Они совершенно разные, если бы они не знали о своем прямом родстве, не было бы и романа Музиля.

Хорошо, что мы двоюродные, правда, Павел?

Знать бы, что в Терезине нас разведут по разным углам, мы бы из постели не вылезали. Это все я! Письмо дописывать, Юленьку выгуливать.

Павел послушен. Выгулял Юленьку – на улице холодрыга, – подогрел вчерашний суп – фирменную «поливку», которую он мне сварил в первый день нашего знакомства, – это мы тоже вспомнили за столом, улыбаясь друг другу нашими глазами, – и за дело. В письме Хильды, как в школьном изложении, помечены параграфы, требующие разъяснений, вопросы вынесены в конце.

Когда художник сосредоточен на живописи, множество вещей, вероятно, проходит его личную цензуру, а потом писатель – я не говорю о таких прорывах, когда это происходит преднамеренно (как, к примеру, импрессионисты, экспрессионисты и сюрреалисты, которые целенаправленно провоцируют конфликт), – стирает эти вещи или их переписывает.

Не понимаю. Что ты хочешь сказать?

Я подхожу к машинке, читаю и тоже не понимаю. Может, не писать сегодня?

Зачеркни это. Я хотела сказать о силе конвенции.

Павел уже и не переспрашивает.

Рубенс не верит в Христа, но подстраховывается на случай, если Он все-таки есть, за счет подчеркнутого пиетета в изображении Славы Господней; соответственно, его вера ничуть не страдает.

Но почему вера? Это его неверие не страдает, по-моему.

Забей «веру»!

А что написать?

Напиши «неверие»…

Внутри себя я застряла совсем на другой мысли – о незавершенном. Жизнь – это набросок или рисунок? Незавершенное – это не незаконченное. Незавершенное не достигло вершин, незаконченное не достигло конца. Можно ли закончить незавершенное? Дописать «Замок» или «Человека без свойств»? Если не считать смерть концом, то можно со спокойной душой оставить после себя незавершенное.

Фридл!

Да.

Тут Хильда спрашивает, что значит «Быть созвучным самому себе и сюжету».

Пусть вспомнит Ходлера.

Написать в форме обращения: «Вспомни Ходлера»?

Да.

Ходлер проповедует позицию духовного романтизма. Его целомудрие (причем довольно пылкое), нежность, не выходящая за пределы орнамента, симметрия, которая в природе встречается лишь в единичных случаях и посему не есть природа, смахивает на китч с его стереотипами – домик в снегу, красный глаз окна, укутанные снегом ели с птичкой, – разве это природа!

Неповторимость художника – в многократном воспроизведении, воссоздании повторяющегося (вернее, повторяемого) явления.

Вот так всегда: нацелишься на умное – получишь безумное.

Фридл, скажи проще: «Неповторимость художника – в многократном воспроизведении повторяющегося явления».

Что в лоб, что по лбу. Оставь как было. Или все зачеркни. Дальше. Над чем я сейчас работаю? Обьяснить простыми словами очередное безумие?

Вещь, которую я хотела создать и которая удалась бы любому другому на моем месте, такова: женщина с поднятыми руками наклоняется вперед; она изображена в трех стадиях наклона. От ее рта до земли простирается образ ангела, состоящий из кривых линий. Название: «Женщина, из уст которой исходит мольба». Идея была такая: во-первых, изобразить движение (точно так же я изобразила прыжок с шестом по кинокадру); во-вторых, ангел – тоже из кривых, это – результат поиска материала, который я вела, когда пыталась сделать прыжок с шестом. Первая фигура женщины была вырезана из оловянной пластины, вторая – сделана из плоской проволоки, третья – из тонкой круглой проволоки. Ангел представлял собою кривые, сплетенные из еще более тонкой проволоки. Что мне особенно дорого – так это название (в соответствии с моими нынешними ощущениями).

Желание передать движение (к примеру, в фильме это возможно через фиксацию отдельных фаз) внушено определенным временем. Кино дало мне импульс, но в силу отсталости сознания мне так и не удалось найти форму. Прорыв не удался. Я хотела выразить процесс движения в материале. От плоскости до линии. Что меня всегда занимало, это изображение непрерывного процесса.

Композиция, которую я тебе описываю, должна была бы представлять собою пространственное сочетание различных измерений, взаимосвязанных символических изображений, плоскостей, линий и поступательного движения.

Павел закатывает глаза. Мой жест, один к одному.

Тогда добавь: «Попытка описания тоже кажется мне неудачной!»

Что там у нее дальше?

Реализм и абстракция. Понятость и непонятость обществом.

Я знаю нескольких художников, писавших абстрактные картины с одной целью – немедленно сообщить свои ощущения широкой публике. Теперь им хочется, наоборот, писать с натуры, но они уже не могут и по многу лет не работают; или другие, которые не могут найти адекватного художественного решения своих идей в этической сфере и вообще больше не работают! Строгая нравственная самоценцура. Возьми Маргит. Она говорит: «Все, что я делаю или могла бы сделать, – сущие пустяки по сравнению с тем великим и трагическим, что сейчас происходит». Возьми Толстого, считающего собственные произведения греховными, или Кафку, велевшего сжечь его труды после смерти.

Тот, кто пока еще признает цвет, светотень и нюансы, продолжает работать. Такого человека Мюнц нашел в Рембрандте.

Я очень заинтересована в том, чтобы ты поближе узнала Маргит. Ее ничегонеделание отчасти объяснимо недостатком творческой ярости. Я понимаю, что тебе ее жаль, но тем не менее ты найдешь у нее много такого, чему можно позавидовать, – см. выше.

Те вещи, что создаются с напряжением всех сил и по множеству побудительных причин, как правило, хороши. Чем более человек раскован в работе, тем лучше, но крупные произведения, преследующие множество целей, – это те моторы, что придают всему размах, та парализующая значительность, что призывает баловство к порядку.

Mаргит могла бы усомниться, допустимо ли использовать эти моторы для таких пустяков. Она права. Я как раз таки выскользнула из сетей и благодарно радуюсь жизни. Надеюсь, если когда-нибудь мне придется за это заплатить, я успею, именно работая, накопить достаточно сил для расплаты. Возьми, к примеру, яркость красок в моей «Даме в авто»!

Ты могла бы получить пару сапог тридцать седьмого размера почти до колена, из войлока, с кожаными носками и хорошей подошвой за 350 крон – напиши, хочешь ли ты их. От Фогель мы получили очаровательное письмо, а дела у нас идут катастрофически хорошо.

Павел приписал:

Несмотря на усталые пальцы, в плане содержания полностью присоединяюсь к предыдущему оратору.

21. На свалке страхов

Нас засыпало снегом. Но есть лыжи! Я гоняю на них, как заправская спортсменка. Чтобы согреться. В доме жуткий холод, нам отключили отопление под предлогом того, что по договору мы давно должны освободить квартиру, а во вторую, отремонтированную Павлом, нас не селят. Приезжал Отто, пытался разобраться с управдомами и высшим начальством – тщетно.