Дебора Макдональд - Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев Страница 61

Пока Локарт выздоравливал, ужинал в ресторанах с Джин, встречался в клубах с друзьями, мерил шагами площадки для гольфа и обсуждал политику с разведывательными службами и министерством иностранных дел, он постоянно думал о Муре. Он все еще любил ее. Вспоминал, как она поддерживала его во время тюремного заключения и спасала от отчаяния. «Если бы не вмешалась эта катастрофа – наш арест, думаю, я остался бы в России навсегда. Мы были насильно оторваны друг от друга… Я думал, что, наверное, больше никогда не увижу ее»[409].

Он писал ей и переживал то же разочарование, что и она, из-за длинных промежутков, вызванных тем, что они зависят от поездок друзей-дипломатов. Письма Муры побуждали его не сдаваться: «Ты главная опора моей жизни»[410]. Он надеялся, что либо Муре удастся выбраться из России, либо большевистский режим рухнет. Нельзя было сказать, какая из этих двух возможностей была дальше от реальности.

Некоторые считали, что большевистский режим должен скоро пасть; другие (включая английских консерваторов и короля Георга V) боялись, что он распространится на Европу. Германия была похожа на его следующую возможную жертву. Локарт тоже так думал, но отмечал: «На мой взгляд, Германия тоже пройдет свой этап большевизма, хотя он будет отличаться от русского»[411]. Он еще полностью не утратил свои идеалы, и его симпатии были на стороне недавно созданной Лейбористской партии. Обедая с друзьями в своем клубе, он понимал, что они не будут знать, на чью сторону встать, если дело дойдет до войны между «белой» и «красной» сторонами в Англии. «Мы решили, что всем нам стоит оставаться в постели»[412].

Одним из способов вновь соединиться с Мурой был вариант, если он снова вернется в Россию в каком-нибудь официальном качестве. В конце ноября министерство иностранных дел предложило ему должность «помощника коммерческого атташе» в Петрограде. Но это было скорее умышленным оскорблением, чем благоприятной возможностью, совершенно невероятной[413].

Это также было бы смерти подобно. Шум, вызванный «заговором Локарта», еще не утих. Несмотря на усилия Якова Петерса преуменьшить роль Локарта, 25 ноября революционный трибунал официально осудил его вместе с группой других контрреволюционеров, шпионов и агитаторов, предъявив обвинение в шпионаже и заговоре. Локарт и Сидней Рейли вместе со своим французским коллегой Гренаром были объявлены виновными заочно и приговорены к смерти. Если когда-нибудь они окажутся на советской земле, приговор будет приведен в исполнение[414].

Локарт не мог вернуться в Россию, пока существовало Советское государство. А Мура не могла приехать в Англию – по крайней мере, пока. В тот момент их единственной надеждой была встреча в Стокгольме; а затем со временем Муре, возможно, удастся создать все необходимые условия для их воссоединения. Ей были нужны деньги и требовалось освободиться от Ивана и обеспечить безопасность своих детей и матери. Все это выглядело непреодолимым препятствием.

Тем временем Локарт боролся с хроническим недомоганием, которое преследовало его с момента возвращения, надеялся на карьерный шанс, который снова сделает его независимым человеком, и писал письма Муре.

Непроницаемое кольцо вокруг России становилось все теснее с каждым месяцем. Ленин, который теперь чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы снова выступать с речами, заявил, что Красная армия вскоре будет насчитывать три миллиона человек. И хотя по-прежнему ходили слухи, что силы союзников на севере дойдут до Москвы и Петрограда, ни один разумный человек больше им не верил. Мура точно не верила. (Ее источники, опровергая утверждение Ленина, подтверждали, что Красная армия сейчас насчитывает много сотен тысяч эффективно воюющих солдат.) И по мере того как большевики, положение которых несколько месяцев назад казалось столь шатким, укрепляли свою власть, становилось все более необходимо – и еще более трудно – выбираться.

У Муры были почти все нужные документы. Ей не хватало только разрешения для матери ехать в Финляндию. Без него пожилой мадам Закревской было невозможно покинуть Россию, а значит, и Мура не могла приехать к Локарту в Англию. При первой же возможности она собиралась поехать в Эстонию (при условии, что сможет пересечь границу) и начать процедуру развода. Она получила письмо от Ивана, в котором он писал, что его друзья-немцы «создают для него неприятную обстановку», так как считают, что она шпионит в пользу союзников. Она пошутила, что создает ему такие большие неудобства, что он, возможно, попытается убить ее, если ему представится такая возможность[415].

Теперь, когда Германия проиграла войну, Красная армия с боями продвигалась к прибалтийским провинциям, подавляя сопротивление национальных армий, дети Муры в Эстонии находились на пути этих боев.

Ее мать хворала и была уязвимой. Если бы не влияние Муры, то дом мадам Закревской был бы реквизирован, а она умерла бы от голода. В начале октября в квартиру пришли с обыском правительственные официальные лица, которые забрали у них все продовольствие, предположительно для перераспределения. В «новом, дающем ростки мире» (как его назвал Яков Петерс) вы имели право питаться, только если были представителем трудящихся классов. Муре пришлось выйти на работу делопроизводителем, что сократило время, которое она могла тратить на смазывание колес своего отъезда.

Она приложила поразительную энергию к тому, чтобы искать дружбы иностранных дипломатов. Самым важным контактом для нее был генеральный консул Швеции Аскер. Он также проявлял наибольшее желание помочь и героически вел переговоры для освобождения Локарта и других заключенных. Это был невысокого роста, аккуратный мужчина с педантичными манерами, имеющий миловидную жену. Ему нравилась Мура, и он доставлял ей удовольствие, обращаясь к ней «баронесса», но она озадачивала его. Аскер принадлежал к людям того сорта, которые «любят классифицировать все, что видят, – а меня он никак не может классифицировать, и это сбивает его с толку»[416].

Даже в хаосе новой России Мура сумела наладить для себя светскую и интеллектуальную жизнь, забывая о своих тревогах при чтении книг и на концертах: с друзьями из Красного Креста она ходила слушать пение Федора Шаляпина и сопровождала пожилую княгиню Салтыкову на концерт Вагнера в Зимнем дворце – «это было такое удовольствие сидеть со старой княгиней и слушать прекрасную музыку. А музыка Вагнера достаточно неспокойна и подходит мне сейчас»[417].