Бертил Торекуль - Сага об ИКЕА Страница 61

Именно тогда я купил «Порше». У меня были с ним неприятности, но я не хотел этого признавать и купил другой, точно такой же, белый с красной кожаной обивкой, так что никто, кроме самых близких, не заметил, сколько я истратил.

Но когда я читаю, что мой капитал исчисляется пятьюдесятью миллиардами, то говорю: «Хорошо, хорошо, все пошло нормально». А потом я думаю: «Я не могу продать компанию, но если бы смог, что бы я стал делать с этими деньгами?»

Но если меня называют миллиардером, я думаю, это хорошо. Это значит, что я могу сделать очень много, не для себя, не для своей семьи, а для компании. Потом есть еще гордость от успеха, не за деньги, а за счастье, что принесли людям мои идеи.

Так что, деньги больше ничего для вас не значат?

Я отвечу: нет. И надеюсь, что отвечаю честно. Я сомневаюсь в собственной искренности, и это самый правдивый мой ответ. Финансы компании – это одно дело, а мои собственные – совсем другое.

Отношение Ингвара Кампрада к алкоголю – это отдельная история. Его жена говорит довольно устало и сдержанно, но снисходительно, что «он был в ужасном состоянии», когда они познакомились. В такой мягкой форме она пытается сказать, что он на самом деле был алкоголиком. Люди, выросшие в деревне, привычны к крепким напиткам. Перед тем как пойти на танцы, парни пили блоддер, его делали из меда, сахара и картошки. Ингвар вспоминает эту крепкую брагу с неудовольствием.

Он также вспоминает, как в первый раз напился, потихоньку допив остатки из бутылок, стоявших на кухне. Он был тогда мертвецки пьян. Его мать Берта не разговаривала с ним целую неделю, а отец довольно жестко с ним поговорил, как только он пришел в себя.

Привычка к крепким напиткам сформировалась довольно рано. Кампрад откровенно признается, что в какой-то момент начал считать себя алкоголиком.

Это, похоже, произошло в начале 1960-х. Как-то утром я заметил, что у меня трясутся руки. В Польше пили непрерывно, до переговоров, во время и после них.

Потом я понял, что это хороший способ забыться. Я страдал бессонницей, мой первый брак к тому времени разваливался, нервы у меня были на пределе. Сам того не замечая, я начал выпивать стаканчик-другой перед едой.

В конце концов я пошел к своему врачу. «Ханс, – сказал я, – ты не должен мне говорить, что мне надо бросить пить, потому что я этого не хочу». Тогда он дал мне один хороший совет: «Отдыхай от алкоголя три раза в год по три недели. Во-первых, ты убедишься, что можешь воздерживаться. Во-вторых, дашь почкам и печени возможность восстановиться».

Прежде чем вернуться в офис, я решил, что три раза в год по пять недель у меня будет сухой закон. Позже я пробовал воздерживаться от выпивки по шесть недель, иногда даже до десяти, так что, возможно, я скоро добавлю четвертый раз в год.

Вопреки всем принятым определениям он называет себя «контролируемым алкоголиком».

Один мой коллега бросил пить, потому что больше не мог с этим справляться. Я отправил ему письмо на четырех страницах, в котором писал, что считаю, будто он в отпуске, и жду его возвращения. Он был рад от души и скоро вернулся. Но однажды этот человек сошел с дороги. Несмотря на лечение, он вновь начал пить.

Если бы мне пришлось бросить пить, это было бы ужасно. Я бросаю вызов тем, что стремлюсь к умеренности. Я хочу выпивать стакан вина в день, как другие люди. Но проблема в том, что мне хочется еще.

Рождаются легенды, один его имидж накладывается на другой. Так всегда бывает, если вы сближаетесь с людьми и они пускают вас в тайники своей души. Я беседовал с ним почти год, но оказывается, что это не один человек, их несколько.

Удовлетворен ли он своей жизнью?

Он не слышит вопроса, возможно, избегает его.

Когда речь заходит об этом, ни он, ни любой другой сотрудник ИКЕА не признается в том, что удовлетворен. «Я думаю, что пожимал руку десяти тысячам своих сотрудников, – говорит он с гордостью, как будто именно в этом состоит счастье. – У меня, возможно, есть время еще для нескольких тысяч».

Когда он пожимает руки своим коллегам, иллюзия принадлежности к большой семье обретает реальные черты. Возможно, именно здесь лежит судьбоносный вопрос о том, что станет с ИКЕА, когда уйдет ее основатель. Насколько душа компании нуждается в этом рукопожатии, в его физическом и моральном присутствии, в его неутомимости, его одержимости и знаниях?

Взять, например, его характерную черту – интерес к ценам. Кампрад одержим ценами, их беспрерывным сравниванием: цены на маринованные огурцы, цены в гостиницах, цены на зубную пасту, фанеру, стаканы для пива, жевательный табак и алкогольные напитки. Он, как зачарованный, вглядывается в чеки из магазина, где делает покупки его жена. Однажды вечером в Хумлебеке он показывал мне прейскурант в несколько сотен страниц, общий список цен на весь огромный ассортимент изделий ИКЕА. «Когда-то я знал наизусть почти все наши цены». Он говорит это устало и гордо одновременно. Но, кроме того, он немного сожалеет, что уже начал отставать, словно это в пределах человеческих возможностей – упомнить десять тысяч наименований во всех их вариациях.

Что еще остается, так это уникальная способность запоминать подробности по всем вопросам, касающимся компании – ее персонал, изделия и финансы, и одновременно видеть всю картину в целом. В этом часть его мастерства как бизнесмена. Достаточно ли заразителен этот пример, насколько отлажен механизм нашей работы и будут ли следующие поколения четко следовать концепции компании? Настолько, чтобы концепция фирмы ИКЕА в обозримом будущем не претерпела изменений? Кто может принять на себя такую ответственность? Должен ли кто-либо это делать? Что произойдет, когда однажды Ингвар приподнимет шляпу и скажет, что больше не может одним своим словом решать, каков должен быть дух целого магазина?

Бесконечная ответственность лежит на плечах любого, кто примет его наследство.

Поздняя осень в Смоланде, от воды веет холодом. Ингвар идет по влажной, склонившейся от ветра траве, мимо вечных каменных изгородей. Они изображены на плакатах, развешанных в магазинах ИКЕА по всему миру, чтобы напоминать каждому о духе и происхождении, об исходной точке. Он останавливается в красивой березовой роще, тонкие, но сильные стволы вежливо кланяются, не слишком низко, ровно так, как нужно. «Именно здесь я мечтал бы быть похороненным, – говорит он. – Я уже говорил с пастором, так что все в порядке».

Позже вечером он скажет: «Что мне больше всего нравится в людях, так это скромность и сила воли. Заботливость, умение дружить. Но больше всего я ценю скромность».

Ингвар, похоже, описывает такого человека, каким сам хотел бы быть.