Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой - Александр Анатольевич Васькин Страница 62

вполголоса. Переговаривались, подзадоривали. Это не был концерт, это был пикник, вечеринка. Так, наверно, было когда-то давно — гулять у цыган, с цыганами! Потом компания объединилась. Это был всем запомнившийся вечер. Были и другие — театральные вечера, античные, гурманские, вечера звезд, вечера “все в белом”… Двадцать пар, все в белых костюмах и платьях — это было достойное зрелище! Белый бал! Был один вечер, когда в центре компании был гриль (или микроволновка?) — ящик с освещенным экраном, а внутри вращающаяся птица, и все завороженно глядели на это сюрреалистическое зрелище: “телевизор для утки”, как сказала Кристинка, дочь Аллы… Аллы Великой».

Но почему-то не «Аллу Великую», а манекенщицу Галину Миловскую выбрал в 1970 году Брусиловский для первого в СССР сеанса боди-арта. Голую женщину он расписал, как матрешку, цветочками и бабочками, что запечатлели приглашенные в мастерскую с этой целью западные фотокорреспонденты. Материал оперативно опубликовали в итальянском журнале: оказывается, в СССР есть и такие художники, которые не готовятся к празднованию столетия Ленина! Эффект получился ошеломляющим.

У Валентина Воробьева в его подвале на улице Щепкина, 4, жизнь тоже бурлила от нашествия иностранцев-покупателей, поэтов и алкашей; с конца 1960-х годов художник снабжал своими работами все континенты планеты, и Латинскую Америку, и Австралию, и Европу, и Азию. Воробьев завел амбарную книгу при входе, куда каждый мог писать, что вздумается, как когда-то в дореволюционных салонах. Но чаще всего в этой книге отмечался Анатолий Зверев — придя в отсутствие хозяина, он сообщал: «Я был — сижу в диетической столовой напротив — пошел с бабой в кино — приду через час. А.З.». Заходишь в столовую — он там сидит…

Глава пятая.

Артистическая братия. Богемные кабаре и кафе. Капустники. Дом актера. Спасительный «Арагви»

«Засрак» — заслуженный работник культуры РСФСР.

Из сленга московской богемы

Приюты комедиантов — Кабаре «Летучая мышь» — Никита Балиев — Валерия Барсова: «Ты жива еще, моя старушка?» — Алиса Коонен: «Какие гадкие люди кругом!» — Кабаре «Нерыдай» — Михаил Жаров и Рина Зеленая — «Кафе футуристов» — Давид Бурлюк — «Стойло Пегаса» и «Домино» — Есенин на сцене: «Я посылаю вас к…» — Мордобой в кафе — Ресторан Дома Герцена — Легендарный Розенталь, он же Арчибальд Арчибальдович — Клуб искусств в Старопименовском — Дом актера и ресторан «У Бороды» — Капустники — Ширвиндт с Державиным — «И мой тук-тук со мною» — Антиюбилей Леонида Утесова — Мясная вырезка с жареной картошкой — Сергей Юрский: «Богема не знает начала и конца» — Кафе «Артистическое» в Камергерском — Окуджава на магнитофоне — Московский Монпарнас — «Наш Тулуз-Лотрек» Юрий Соболев — Юло Соостер на салфетках — Бродячий философ Александр Асаркан — Глоток кофе и свободы — Зависть Ростроповича — Дирижер Кондрашин — Большие оклады Большого театра — Геловани и Чиаурели — Обед Иосифа Бродского — Шашлык по-карски и сациви — Высоцкий боксирует — Банкеты в «Праге»

Важнейшей формой богемной жизни, сочетающей в себе игру, публичность и раскованность в поведении (а порой и развязность), являются всякого рода кабаре, кабачки, кафе, клубы, где творческие люди встречаются не только для того, чтобы выпить чашечку кофе, но и пошутить, сымпровизировать, пообезьянничать и оторваться. До 1917 года подобных заведений в России было множество. Когда-то столичный Петербург конкурировал с Москвой по степени царившего веселья, переманивая из Первопрестольной записных остряков и шутников. Бывало, что одни и те же люди выступали и здесь, и там. Например, в декабре 1911 года в Петербурге в подвале на Михайловской площади открылось литературно-артистическое кабаре «Бродячая собака», организованное актером Борисом Прониным, большим мастаком по этой части, и при участии Алексея Толстого, художников Мстислава Добужинского, Николая Сапунова, Сергея Судейкина, архитектора Ивана Фомина и режиссера Николая Евреинова.

Название «Бродячая собака» подходило по смыслу, ибо кабаре ставило своей целью привлечь вечно странствующую в творческих поисках богему. Собака, держащая лапу на театральной маске, стала символом кабаре, придуманным Добужинским, стены расписал Судейкин. Через это кабаре прошла вся петербургская богема, участвовавшая в поэтических и музыкальных вечерах, розыгрышах, пародийных представлениях, спектаклях, импровизированных юбилеях и чествованиях. А еще — бесконечные дискуссии на любую тему. «В своих спорах в “Бродячей собаке” мы обсуждали новые странные формы танца: приплясывания африканских племен или змеиные движения индийских храмовых танцовщиц. Звучали даже идеи о некоем кубическом балете, с танцующими параллелограммами», — вспоминал обладатель четырех «Оскаров» композитор Дмитрий Темкин.

Начиналась жизнь в кабаре после полуночи, разъезжались на рассвете (это обязательное условие!). В подвал на Михайловской площади приходили помимо уже известных нам персонажей Марк Шагал, Игорь Северянин, Надежда Тэффи, Тамара Карсавина, Аркадий Аверченко, Илья Сац, Сергей Прокофьев, Юрий Юрьев и др. Помимо богемы допускались и так называемые «фармацевты» — не имеющие к искусству отношения богатые зрители, готовые платить втридорога за билет, за счет продажи которых «Бродячая собака» и жила. Как покажет время, без «фармацевтов» обойтись не сможет и советская богема.

Звездой кабаре была Анна Ахматова: «Затянутая в черный шелк, с крупным овалом камеи у пояса, вплывала Ахматова, задерживаясь у входа, чтобы вписать в “свиную” книгу свои последние стихи, по которым простодушные “фармацевты” строили догадки, щекотавшие их любопытство. В длинном сюртуке и черном регате, не оставлявший без внимания ни одной красивой женщины, отступал, пятясь между столиков, Гумилев, не то соблюдая таким образом придворный этикет, не то опасаясь “кинжального взора в спину”. Ахматова посвятила “Бродячей собаке” стихотворения “Все мы бражники здесь, блудницы…” и “Да, я любила их, те сборища ночные…”».

Богема весело, дружно проводила время, шутила ночами напролет, надевая на себя разные маски, Кузмин пел романсы, Карсавина танцевала под музыку Люлли, пока в марте 1915 года кабаре не было закрыто полицией из-за нарушения сухого закона. Истинной причиной, повлекшей прекращение кабаре, стало антивоенное выступление Маяковского. Через год, в апреле 1916 года, с тем же составом открыли новое кабаре — «Привал комедиантов», унаследовавшее все «собачьи» традиции и в большей степени развившее коммерческую составляющую путем создания постоянной труппы с участием приглашенных артистов. Конферансье кабаре были Коля Петер (псевдоним Николая Петрова, впоследствии режиссера БДТ — Большого драматического театра) и Константин Гибшман. Мейерхольд возобновил для «Привала комедиантов» свою знаменитую пантомиму «Шарф Коломбины» и выступал сам в кабаре в качестве конферансье. Публику развлекали куплетисты и певцы, исполняя пародийные номера на актуальные темы, давал представления театр марионеток. «Привал комедиантов» пережил революции 1917 года и работал до конца 1919-го. В это же время работало кабаре «Би-ба-бо».

Москва же славилась своим кабаре «Летучая мышь», словно указывая