Родерик Грэм - Мария Стюарт Страница 62

Сесил беспокоился все больше, и 28 апреля отправил в Эдинбург Николаса Трокмортона, бывшего английского посла во Франции, уже знакомого шотландской королеве, с длинным меморандумом, суть которого заключалась в следующем: «Ради бога, постарайтесь узнать, что происходит». Из Стирлинга Рэндолф сообщал, что забота Марии о Дарнли, проявленная ею во время его болезни, вызывает большое беспокойство и что, по всеобщему мнению, Морей вскоре присоединит свой голос к хору недовольных. Недовольны были эдинбуржцы: одного католического священника поставили к позорному столбу и забросали яйцами. Католики ответили насилием на насилие, и провосту пришлось прервать ужин, чтобы не дать вспыхнуть бунту. Священника заковали в цепи в Толбуте и известили об этом Марию. Она приказала освободить его «к великому недовольству всего народа», а Тайному совету было велено собраться в Эдинбурге и наказать провоста. Морей и Аргайл отказались приехать.

В Лондоне Елизавета запаниковала и заявила своему Тайному совету, что брак Марии и Дарнли окажется «неподходящим, невыгодным и будет угрожать искренней дружбе двух королев». Трокмортону было поручено передать это Марии и сказать ей также, что она может выбрать любого аристократа, кроме Дарнли. Сесил добавил, что, если Мария выйдет замуж за Лестера, может быть разрешен вопрос о наследовании ею английского престола. Совет Марии открыто разделился: Летингтон, Рутвен и Риццио поддерживали решение Марии, а Шательро, Морей и Аргайл выступали против этого брака. Морей был в такой ярости, что Мария стала подозревать его в желании «возложить корону на собственную голову».

Поскольку знать была совершенно поглощена вопросом о браке, лэрды пограничных земель ухватились за возможность напасть друг на друга. 3 мая Рэндолф писал о «ежедневных стычках между шотландцами и Эллиотами — все они виновны в грабежах, а правосудием и не пахнет».

Воинственность Марии проистекала из ее упрямого отказа прислушаться к словам советников или к общественному мнению. Как только ей сказали, что брак с Дарнли нежелателен, она приняла решение — совершенно по-детски — настоять на своем. В конце концов, она была королевой, а желания королевы нельзя игнорировать, напротив, их должно немедленно удовлетворять. Выйти замуж за Дарнли означало пойти против стремлений Елизаветы к более тесному союзу двух наций, отвергнуть богатейших поклонников Европы — даже отвергнутый эрцгерцог Карл принес бы ей большой кусок Австрии, а также отцовский миллион — и все ради брака с ненадежным, но очаровательным бедняком гораздо ниже ее по происхождению. Чтобы разрешить дело, 8 мая Мария дала аудиенцию Морею и потребовала у него подписать брачное соглашение; поскольку Дарнли еще не было двадцати одного года, ему нельзя пока было даровать брачную корону. «Из-за этого возникла большая ссора, и королева наговорила Морею много недобрых слов». Мария получила согласие на ее брак из Испании и Франции и попросила разрешение Рима, необходимое для того, чтобы выйти замуж за своего кузена. Заносчивость Марии привела к тому, что теперь ей приходилось править разделенной страной. Шотландская знать терпела ее переменчивость, но теперь всем пришлось выбирать: «за» или «против» брака, «за» или «против» королевы.

Елизавета получила послание Рэндолфа: «Сообщают, что королева влюблена, а Дарнли так раздулся от гордости, что стал невыносим для всех честных людей» — и теперь, когда речь шла об этом браке, старалась делать хорошую мину при плохой игре. 3 июня французский посол Поль де Фуа был принят Елизаветой, игравшей в шахматы. Она заверила его, что Дарнли столь же важен, как и пешка на ее доске. То была бравада, поскольку на следующий день ее Тайный совет собирался «разрешить вопрос о наследовании обеих корон в связи с браком. Паписты в этом королевстве воспользуются любыми средствами, чтобы нанести королеве ущерб, и не остановятся перед употреблением силы». Было решено укрепить границу — «на тот случай, если мир будет нарушен», — а также поместить леди Леннокс в «безопасное место» — другими словами, ее отправляли обратно в Тауэр — и отозвать в Англию Леннокса и Дарнли. Возникли даже планы войти в Шотландию «с враждебными намерениями», если прочие действия не возымеют успеха, и Елизавета опять послала Трокмортона выяснить, каковы намерения Марии, и озвучить ее серьезные предостережения. Две недели спустя Трокмортон прибыл в Стирлинг и после довольно продолжительной проволочки получил аудиенцию у Марии в присутствии большей части Тайного совета. Трокмортон передал королеве возражения Елизаветы, которые Мария отбросила, ответив, что Елизавета, предостерегая ее от любого иностранного поклонника, предоставила ей свободный выбор среди британских дворян. «Мы несколько раз спорили об этом», — сообщал Трокмортон. В конце концов его отпустили с подаренной золотой цепью в пятьдесят унций. Впоследствии он говорил: «Я нахожу, что королева полностью побеждена любовью или колдовством (или же, говоря по правде, хвастовством и глупостью)». И добавлял: «Королева зашла настолько далеко в деле с лордом Дарнли, что теперь его нельзя расторгнуть ничем, кроме силы».

Мария теперь уж точно не собиралась никого слушать, и это стало очевидно, когда всего через час после отъезда Трокмортона она сделала Дарнли рыцарем Тарболтона, лордом Ардмэнноком, бароном Ротерсеем и графом Россом. Дарнли все время пребывал в плохом настроении. Его гнев возбудил тот факт, что Мария обещала сделать его герцогом Олбани — это был титул, дававшийся членам королевской семьи, — а теперь решила придержать его до тех пор, пока не узнает, как Елизавета отреагирует на провал посольства Трокмортона. Когда Рутвен сообщил о проволочке, Дарнли охватил приступ неконтролируемой ярости: он набросился на Рутвена, размахивая кинжалом, и его пришлось скрутить. После церемонии новоиспеченный граф отправился дуться в свои покои и напился до беспамятства.

Загнав себя в угол, Мария проявляла по отношению к Дарили больше страсти, «чем это подобает любому достойному человеку», и «всякий стыд был отброшен». Мария пренебрегла своим королевским достоинством, красота покинула ее, «а ее радость и довольство превратились неизвестно во что». Конечно, Рэндолф, автор этих комментариев, был против этого брака, но он рисует узнаваемый портрет избалованной женщины двадцати двух лет, переживавшей первую любовь, знавшей, что она влюблена в совершенно неподходящего человека, который разлучит ее со всеми друзьями и в конце концов принесет беду ей самой, но при этом полной решимости идти до конца, какова бы ни была цена.

9 июля 1565 года Мария, теперь уже полностью отдавая себе отчет, к чему могут привести ее действия, тайно обвенчалась с Дарнли — в присутствии всего семи свидетелей, — и чета отправилась в постель в находящийся неподалеку дом лорда Сетона. На самом деле это было не более чем формальное обручение, и, поскольку Мария совершенно обоснованно опасалась общественного мнения, оно, вероятно, состоялось в покоях Риццио в замке Стирлинг.