Александр Колпакиди - Суперфрау из ГРУ Страница 62

В английском консульстве новоявленную соотечественницу встретили недружелюбно, но свидетельство о браке было налицо, и десять недель спустя, 2 мая 1940 года, она получила английский паспорт. Лен перебрался к ним на Кротовый холм. Достаточно быстро Урсула поняла, что ей на редкость повезло. Они удивительно подходили друг другу. Мало того, что оба были товарищами по работе — но они еще и одинаково думали о людях и книгах, любили одно и то же. Оба наслаждались прекрасной природой. Лен любил и понимал ее детей. В общем, он оказался прекрасным «товарищем по семье» (ведь Урсула пока что думала, что брак фиктивный), однако нельзя сказать, что с ним было просто. Далеко не сразу она нашла правильный подход к Лену, с которым нельзя было обращаться просто по-товарищески. Он оказался человеком эмоциональным и очень ранимым, нервозным. Урсула не знала, что делать с частой сменой его настроений, с приступами подавленности, причину которых она стала понимать лишь позже, когда больше узнала о своем новом спутнике жизни.

Все-таки жизнь семьи стала налаживаться. Точнее, стала бы, если бы не совсем уж неожиданное обстоятельство. На этот раз подвел тот человек, на которого, казалось бы, можно полностью положиться — Олло. И еще как подвела!

Отношения с Леном у старой няньки сложились хорошие. У нее были хорошие отношения со всеми, кроме Миши. Шестидесятилетняя женщина и девятилетний мальчик вели между собой настоящую войну. Атмосфера в доме стала невыносимой, и Урсула всерьез задумалась о том, что надо что-то делать, как-то решать эту проблему.

Правда, международная обстановка несколько отсрочила принятие окончательного решения. Вермахт оккупировал одну за другой маленькие европейские страны, над Швейцарией нависла угроза войны. Пансион, в школе которого учился Миша, закрыли, а другой школы поблизости не было, и Урсуле поневоле пришлось отправить ребенка в интернат. Она выбрала английский интернат в Глионе, городке чуть пониже в горах. Школа была дорогой, но директор, найдя мальчика способным, дал им скидку, тем более что у него были основания думать, что мальчик переедет вместе с родителями в Англию, поэтому к нему можно было отнестись как к будущему английскому гражданину.

Мишу отправили из дома, но Олло не успокоилась. Даже за глаза стоило кому-нибудь сказать что-либо хорошее о мальчике, как Олло тут же возражала и переводила разговор на Нину. Девочку она просто боготворила, и это чувство послужило причиной катастрофы.

Друзья давно удивлялись, что Урсула, имея английский паспорт и возможность уехать в относительно безопасную Англию, до сих пор остается в Швейцарии. Они ведь не знали о ее работе! Неизвестно, услышала ли Олло такую беседу или сама додумалась до того, что они могут уехать в Англию, куда ее, немку, не пустят — а значит, предстоит разлука с обожаемой Ниной. Постепенно эта мысль привела ее на грань психической болезни. Она ничего не ела, не спала, все время плакала и повторяла, что без девочки жить не может. Урсула предложила ей взять отпуск — Олло отказалась, заявив: «Нет уж. Я с вас глаз не спущу». Вскоре она ушла от них — собрала вещи и перебралась к своей подруге, жене крестьянина Франсуа, хозяина дома. Свою угрозу «не спускать глаз» она привела в исполнение буквально — часами сидела на скамейке над их домом и наблюдала за ними в бинокль. Постепенно в ее мозгу зрел чудовищный план. Олло решила, что, если с Урсулой и Леном что-нибудь случится, если их арестуют, то она сможет увезти ребенка в Германию. Даже если арест был бы непродолжительным, все равно, обратно из Германии девочку они уже не получат. Она решилась предать своих хозяев, о работе которых знала пусть и немного, но, все-таки, что-то знала.

Олло отправилась в Монтрё, к представителю английского консульства. Английским языком она владела плохо, и вела себя настолько истерично, что в консульстве подумали, что это очередная ненормальная, которых много было в это неспокойное время. Ее вежливо выслушали и выпроводили. Тогда она решила повторить этот визит, но предварительно посоветоваться, и отправилась за советом к матери Мириам, подруги Урсулы. Сама Мириам к тому времени, вместе со своим мужем Вернером, уже уехала в Латинскую Америку. Нет, это была явно не та союзница, которая требовалась Олло. Мать Мириам безумно скучала по своим детям и внукам, и, не говоря уже о том, что ее дочь была подругой Урсулы, одна мысль о том, чтобы отобрать у матери ребенка, приводила ее в ужас. Она попыталась успокоить Олло, а затем известила обо всем Урсулу и обещала и впредь держать ее в курсе всех действий обезумевшей женщины, о которых ей станет известно. Не нашла Олло понимания и у жены Франсуа. Совершенно ясно было, что Урсула, даже если и занималась разведкой, могла работать только против Гитлера, которого крестьянка ненавидела. Кроме того, соседка ей нравилась. Жена Франсуа возмутилась и не захотела больше давать приют Олло.

Однако жить на Кротовом холме стало невозможно. Олло постоянно рассказывала, что ее хозяйка — шпионка. Она доложила об этом своему парикмахеру — но тот, на ее беду, тоже оказался антифашистом. Хуже было другое: Урсула по-прежнему должна была часто ездить в Женеву к Альберту и боялась, как бы во время ее отсутствия Олло не выкрала девочку и не увезла в Германию. Когда она уезжала, Лен ни на шаг не отпускал Нину от себя. Но долго так продолжаться не могло. Надо было что-то придумывать, искать для детей безопасное место. Урсула нашла в соседнем кантоне немецкий интернат под названием «Ди зонненштрален» («Солнечные лучи»). Интернат ей понравился — современные методы обучения, никакой нацистской пропаганды. Детей они с Леном решили отправить туда, а самим перебраться в Женеву. Так кончилась их жизнь на Кротовом холме.

Перед самым отъездом Урсула объявила все Олло, объяснив ей, что дети в надежном месте, а сама она ничего не боится. С пожилой женщиной случился припадок — она с посиневшими губами рухнула на пол: по-видимому, на самом деле была не совсем здорова. Через несколько дней Олло уехала к брату в Германию. Она горько раскаивалась — но, как оказалось, не в предательстве, а только в том, что потеряла Нину. Дальнейшая судьба ее показывает, что решение Урсулы не доверять ей было абсолютно правильным.

В Германии Олло разыскала старую знакомую семьи Кучински, и та помогла ей устроиться в детский пансион. Заведующая пансионом давала приют детям евреев и политических противников режима, и, когда Олло не понравилось какое-то ее распоряжение, она попыталась пустить в ход опробованный еще в Швейцарии метод — донос. Германия — не Швейцария, и последствия доноса были бы совершенно иными, но заведующая вовремя узнала об опасности и переправила детей в другое место. Дальнейшая судьба Олло неизвестна.