Уинстэнли - Татьяна Александровна Павлова Страница 63

народов. Светлое появление Спасителя низвергнет власть Антихриста, или ту тьму, которая правит в человеке и порабощает его. И в последние дни все воспримут дух истины, который поведет их к счастью. Вопреки скудному земному рассудку, вопреки опыту колонии, — да что колонии! — всей жизни своей, Джерард Уинстэнли снова и снова повторял, что возвратится человек к справедливости и станут жить все, как одна семья, — единым сердцем, единым духом. Каждому будет дозволено пользоваться всем, что сотворил господь, сполна. И возрадуются все дети земли, ибо мечи будут перекованы на орала, а копья на лопаты; войны прекратятся; лев и агнец возлягут рядом, словно дети одной матери; пустующие земли расцветут и застроются трудом рук человеческих — Исайя, Иезекииль, Захария, и Даниил-пророк, и Давид-псалмопевец достаточно ясно предсказали все это.

Сам человек преобразится, говорит священная книга. Дух свободы воскреснет в нем; он избавится от алчности, гордыни, злобы, нечистоты, себялюбия, власти тьмы и пороков. Пример тому — жизнь апостолов. Их ненавидели, избивали, преследовали, а они сносили все терпеливо, чтобы прославить творение; это говорит о том, что ими правил дух любви. Кто имеет в себе этот дух, никогда не согласится быть лордом манора или собственником земли; он мирно позволит каждому пользоваться благами творения. Христос посоветовал молодому богачу продать все, что он имеет, и деньги раздать нищим. Или забыли об этом пасторы и проповедники, ученые профессоры и хранители законов?

Вы, члены парламента, офицеры армии, священнослужители, юристы, люди Англии, кто исповедует Христа! Если вы продолжаете быть господами над братьями своими, не дозволяя им мирно пользоваться землею, достоянием божьим, вы обманываете себя и других, вы лицемеры! Главный закон рода человеческого — свобода распоряжения землею; разве не ясно это из действий лордов маноров и джентри, которые не могут успокоиться, а раздражаются, сердятся, видя, что бедняки узрели наконец свое прирожденное право и начали возделывать общинные земли. И даже люди, которые в других обстоятельствах кажутся мягкими и добрыми, писал он, вспоминая пастора Плэтта, превращаются во львов, в дьяволов, готовых убить и уничтожить бедных копателей; причем не только джентри, но и духовные лица доходят до безумства: власть тьмы одолевает их души.

Итак, Библия полностью доказывает право бедняков на владение землей наравне со всеми, заключал Уинстэнли. Но это была только первая часть его доказательств. Ему казалось этого недостаточно. Он должен был еще показать пастору и всем, кто будет читать его сочинение, — потому что он непременно его напечатает, — что та власть над землею, которую присвоили себе лорды маноров, есть не что иное, как воля королей, которые были завоевателями и правили один за другим силою меча, покоряя себе простых людей Англии.

Он в который раз разъяснял, что король Карл правил не по закону творения, а по праву сильного, одним разрешая пользоваться землею, других же сгоняя с нее. Но благодаря победам армии и решениям парламента королевская власть уничтожена. А лорды хотят сохранить за собой эту власть и угнетать бедняков по-прежнему. Но наша победа не должна оставаться только записанной в книгах, убеждал Уинстэнли, она должна реально быть предоставлена всему народу. И она дана ему на деле — ведь король мертв, Англия стала республикой. Значит, народ может пользоваться общинной землей, ибо самое древнее и основное законодательное установление — это «благо народа — высший закон».

Завоевывая это право, простой народ Англии жертвовал своим достоянием наравне с джентри: он отдавал свои деньги парламенту в виде налогов, пускал на постои солдат, терпел лишения военного времени. И потому по праву и справедливости он может строить дома и растить хлеб на пустошах. Пусть стражи закона поймут это и окажут ему поддержку.

Некоторые судьи говорят, продолжал он, не замечая, что совсем уж отвлекся от главной темы трактата, что те бедняки, которые работают на пустошах, попадают под действие законов о бродягах, бездельниках и грабителях. Но на это я тоже отвечу.

Какие же мы грабители и бродяги, какие же мы бездельники, если мы работаем в поте лица, не просим милостыню, а сами выращиваем хлеб свой насущный? Наоборот, мы делаем это, чтобы не нищенствовать, не красть и не бродяжничать, а питаться трудами рук своих.

Вы не можете обвинить нас и в мятеже, как делали некоторые, ибо мы не воюем с оружием в руках и не чиним никакого насилия. И наше сообщество не является незаконным или мятежным, ибо мы мирно трудимся и никому не желаем зла. А ордонансы против мятежников или «незаконных сборищ», как они их называют, были приняты трусливым королем-завоевателем, который боялся собраний простого народа. Он боялся, как бы бедняки, сойдясь вместе, не осознали свои права, не объединились, чтобы сбросить бремя угнетения. Заметим, что лорды маноров, слуги королевской власти, много раз собирались в отряды, били и обижали диггеров, рушили их дома. И все же никто не слыхал о том, чтобы духовенство, юристов или судей, нарушавших справедливость и мир в стране, осуждали как мятежников и врагов порядка.

О, судьи и стражи закона! Вы видите все эти несправедливости и муки бедных людей. Неужели вы не вступитесь за них, а молчаливо будете стоять в стороне?

Уинстэнли верил в справедливость. Несмотря ни на что уверенность в торжестве добра и правды жила в нем, новое чтение старинных книг и размышления над ними усиливали его убежденность.

Он успел напечатать свой ответ пастору у Калверта и в понедельник на пасхальной неделе, когда христианский мир еще продолжал радоваться торжеству света над тьмою, снова стучался в двери дома Плэтта. И снова пастор был благостен и миролюбив. Он даже, казалось, соглашался с тем, что говорил ему Уинстэнли, излагая свои доводы. Но читать написанного не стал, сказал, что ему недосуг. Он обязательно прочтет все внимательно и даст ответ. Более того, он обещал Уинстэнли, что если диггеры перестанут рубить деревья в общинном лесу, то он не будет больше разрушать их домов.

Уинстэнли вернулся к друзьям обнадеженный. Они посовещались, и решили ради сохранения мира прекратить свои порубки — пока люди не поймут, наконец, дело всеобщей свободы. А они поймут его, в этом не могло быть сомнений.

Но настала пятница — черная пятница на светлой пасхальной неделе. «Он пришел к нам, — рассказывал впоследствии Уинстэнли, — и принес свой ответ,