Виктор Петелин - Восхождение, или Жизнь Шаляпина Страница 63

На бенефисный спектакль принесли сшитый для него костюм. В новом костюме Шаляпин пел гораздо лучше, чем до сих пор, и публика не могла не заметить этого, бурно аплодируя и вызывая его после исполнения коронных арий оперы.

На следующий день «Нижегородская почта» сообщала: «Вчера оба артиста (Шаляпин и Тартаков) имели выдающийся и вполне заслуженный успех. Красивый голос Шаляпина звучал отлично…»

Гастроли подходили к концу. Выступив в последний раз на сцене нижегородского Нового театра в роли Гудала в «Демоне», Шаляпин через несколько дней уехал в Петербург, а в душе было столько неразрешенных вопросов…

Что делать? Оставить службу в Мариинском театре и перейти в Частную оперу Мамонтова? А как сложится его судьба у Мамонтова? В Мариинском он все время обеспечен почетной работой, а там… И самое главное — любовь к Иолочке Торнаги всерьез завладела его сердцем.

Глава восьмая

Жребий брошен

В Петербурге его встретили радостно. Начинался театральный сезон, и в «Пале-Рояль» из летних поездок возвращались артисты, художники… Все оставалось прежним, только Федор вернулся другим: он почувствовал, что его ждут какие-то большие перемены. Какие, он еще не знал. Может, после исполнения партии Олоферна столица обратит на него внимание? Может, еще что-то произойдет, но что-то должно случиться, он остро чувствовал это.

Он начал работать над партией Олоферна. Он уже видел себя в этой героической роли, напевал наиболее сложные отрывки из партии. Но первые же репетиции вернули его к действительности. Снова начали ворчать, что Шаляпин и поет неправильно, и играет не так, как до него играли и пели выдающиеся мастера Мариинской сцены. Снова начались трения между молодым артистом и руководством театра.

В порученной ему партии князя Владимира в опере «Рогнеда» Шаляпину виделся пылкий, темпераментный характер, быстро вскипающий гневом и быстро остывающий. В этой смене настроений артист и пытался раскрыть недюжинную натуру молодого князя. Он подобрал грим. Темные кудри, темная небольшая бородка и ярко горящие страстные глаза — вот каким внешне он представлял себе молодого героя. Пылкий темперамент должен был проявляться в каждой фразе, в каждом жесте. С удовольствием Шаляпин сыграл сцену, где ему пришлось выкрикивать: «До жен моих вам нету дела!» В яростном гневе он мощно ударял кулаком по столу и выпрямлялся во весь свой рост. Но тут же князь Владимир-Шаляпин столь же внезапно переходил в благодушное состояние… Да и сцена в лесу во время охоты тоже нравилась Шаляпину. Он безмолвно клал руку на гриву коня и замирал, а лицо выражало скорбную задумчивость. Вдали затихал хор странников, рядом стояли богато одетые охотники, и он, Шаляпин, думал обо всем, что только что произошло на его глазах.

Шаляпину нравилась эта роль, и он с удовольствием отдавался работе. Он играл ничуть не хуже, чем в Нижнем, но все время им были недовольны. Это раздражало Шаляпина. «Что они хотят от меня? Не могу же я делать так, как до меня это делал Мельников… Показывают, как ходил Мельников по сцене, что он делал руками… Но никому и в голову не приходит, что Мельников был не похож на меня, а я на него. И сколько б я в точности ни повторял его движений, все время получается что-то курьезное. Да и совсем другой человеческой индивидуальностью я представляю себе характер князя. И мой князь не может делать тех жестов и движений, которые мне навязывает режиссер».

Он очень удивился, когда однажды в его комнату зашли Иола и давний его приятель, артист Михаил Малинин. Сколько было радостных расспросов!.. Оказалось, что Мамонтов снова предлагает ему работать в Частной опере в Москве.

Малинин ушел. Федор предложил Иоле пообедать в ресторане. Долго они не расставались в тот день.

Шаляпин все еще колебался, переезжать ему в Москву или оставаться в Петербурге. И вот как-то, проезжая по Садовой на извозчике, он увидел на углу Невского и Садовой, как раз напротив Публичной библиотеки, артиста Юрьева, тоже на извозчике. Неожиданно для себя Федор крикнул:

— Юрчик! Подожди-ка, что-то важное хочу тебе сказать…

Пролетки остановились рядом. Шаляпин сердечно поздоровался с Юрьевым.

— Знаешь, Юрчик, я хочу уходить с императорской сцены…

— Как так?..

— Да вот, видишь ли, очень много соблазнов…

— Ну, Федор, — задумчиво ответил Юрьев, — соблазны соблазнами, но уйти с императорской сцены легко, а вернуться — куда труднее. Обдумай!

— Так-то так! Понимаю! Конечно, вопрос нелегкий… Но много есть обстоятельств… Ты вот что… загляни сегодня вечером ко мне. Поговорим.

Вечером Шаляпин у себя в «Пале-Рояле» был необычайно задумчив. Его предостерегали против скоропалительных решений, но он все больше склонялся порвать со своей размеренной, незаметной службой на императорской сцене. Не сломать ему устоявшихся канонов, не пробиться, а он так мечтал об этом…

Шаляпин был рад приходу Юрьева. Тот спокойно разделся, сел на предложенный стул. Юрьев был, как всегда, элегантен и собран.

— Как, Феденька, прошли гастроли в Нижнем? Ведь у нас тут почти ничего не писали… Как труппа госпожи Винтер?

— Ты знаешь, оказывается, это труппа не госпожи Винтер, а Саввы Ивановича Мамонтова. Это я сразу же узнал… Да никто и не скрывал, что опера принадлежит Мамонтову.

— Ну и какое впечатление он на тебя произвел?

— Не можешь себе представить, до чего это удивительный человек! Мамонтов сумел привлечь прекрасных артистов, и не только артистов. Какие они все замечательные люди, добрые, сердечные!.. Знаешь, жили как одна семья… Я там познакомился с изумительным художником Костей Коровиным. Вот кто понимает толк в театральных декорациях!..

Шаляпин с восторгом рассказывал о том, что делалось в Нижнем Новгороде во время выставки. Юрьев смотрел на него и удивлялся той перемене, которая произошла с Шаляпиным. За три с половиной месяца он стал неузнаваем… Сколько появилось новых слов, которые свидетельствовали о внутреннем духовном наполнении… За три месяца такой скачок, а что станет с ним через год, через два, если он будет развиваться в той атмосфере, которую создал для него Мамонтов?

Юрьев смотрел на него и удивлялся. Вчера еще никто не знал Шаляпина, он ходил в учениках, а сегодня ему уже тесны рамки императорского театра и он мечтает о свободном творчестве, о воплощении своих собственных творческих замыслов… А как красочно он рассказывает… Живо и увлекательно, не упуская подробностей, а некоторые сцены, где главным образом фигурирует он сам, изображает в лицах, с юмором, беспощадным и к самому себе… Радостен, полон жизни…