Гайра Веселая - Судьба и книги Артема Веселого Страница 63

«Здравствуй отныне и навек (то есть до 2056 года),

о, Ярмак — Заярий!!!..…! [Я написала, что родись я мальчиком, звалась бы, по желанию отца, Ярмаком. — З.В.]

Приветствие звучит не хуже, чем у Гомера.

Кстати, озвучании. Возможно, что это лишь моя фантазия, но тем не менее, когда я, вместо общепринятого начертания „Ермак“ (помнишь, из хронологической таблицы за 5–6 классы: „Покорение Ермаком Сибири… такого-то года) впервые встретил „Ярмак“ — это было в „Гуляй Волге“ — то последнее показалось мне несравненно сочнее и звучнее чем „Ермак“…“

В этом же письме Лева в шутливой форме подробно рассказывает, как дважды безуспешно пытался сфотографироваться, чтобы прислать мне карточку.

„…Как ты видишь, я сделал все возможное, чтобы ты могла представить себе мой лик зрительно, но — увы и ах!

Остается один выход: давай вообразим, что мы живем не сейчас, а сто лет назад. Фотографий тогда не было, и люди познавали друг друга описательно. Вот и мы также: я „опишусь“, а ты прочтешь и представишь. Ладно? Итак:

1. Рост: в достаточной мере длинный.

2. Волосы: косматые, плохо слушаются расчески.

3. Усы: в зачаточном состоянии.

4. Глаза: жгучие. 5. Взгляд: пронзительный. / Или наоборот, все равно.

6. Нос: отдаленно напоминает римский образец.

7. Рот: изяществом своей формы свидетельствует о непреклонной воле его владельца и о его же хорошем аппетите.

8. Вес: до обеда — 60 кг.

после обеда — 70 кг.

9. Чело (лоб): открытое, говорящее о благородном происхождении и отмеченное печатью, значение которой стерто временем.

10. Характер: покладистый.

11. Общий вид: определенно внушающий доверие.

Вот теперь полная ясность в этом вопросе, и мой образ у тебя как на ладони.

Твой же образ в моем представлении с каждым твоим письмом все растет и наполняется жизнью.

Совершенно очевидно, что не только наши книжные полки похожи друг на друга, но и мы сами.

До встречи.

Лева“.

26 апреля 1956 г.»

Лева приехал в начале мая, пробыл у нас пару дней.

В июне он взывает:

«Зайча, посмотри, пожалуйста, нет ли в ваших с Гайрой „архивах-фондах“ лишнего дубликата „России“ для меня, а то мою единственную книгу отбирают у меня Лялька с матерью. Я плачу слезно, а они говорят: „Мы будем давать ее тебе почитать!“ Я, конечно, не пишу о том, что если ее можно будет где-нибудь украсть-купить, то ты окажешься на высоте».

[Без даты]

«Здравствуй, Зайча!

Ниже перечислены основные библиографические источники, по которым я собирал материалы. Какие еще есть библиографии?

И второй вопрос: Всё ли они отражают или есть смысл перечитывать все газеты, журналы и пр. Сначала я категорически был уверен, что не стоит. Но потом совершенно случайно наткнулся на Кукрыниксовский внебиблиографический шарж (он у тебя есть в потертом виде) — „На литературном посту“ № 11–12, 1927 г. — и подумал, что, может быть, есть еще где-нибудь. В каком-то из номеров того же „На лит. посту“ мне попалось „Дерево советской литературы“, там есть упоминание об отце.

Посему я и обращаюсь к твоему квалифицированному совету, тем более, что всю (или почти всю) периодику ты в свое время, кажется, просматривала»..

Далее следовал библиографический список.

Вскоре Лева сообщает, что нашел еще две книги 1926 и 1928 годов, где есть сведения об отце и добавляет:

«Ничего нового там, конечно, нет, но для системы не помешает».

Время от времени Лева наезжал в Москву.

В 57-м при родах погибла Волга.

Лева, будучи проездом в Москве, заходил, но не застал меня дома, оставил записку:

«Был в Минске, лучше бы мне туда не ездить… Кто бы мог подумать, ведь Ляльке было всею 25 лет. Лялька — и вдруг „было“…

У Ляли осталась дочь Леночка, сейчас она в деревне.

Подробности напишу в письме, потом».

В ответ на мое сообщение, что однотомник отца вряд ли выйдет раньше осени 1958 года, Лева писал:

«Раньше осени… А я вообще молю Бога, что б хоть когда-нибудь, только бы книга увидела свет!»

АРХИВ

Из записок Гайры Веселой

В 1956 году, получив сообщение о реабилитации отца, мы с Заярой первым делом поехали на Покровку к дяде Васе, он по-прежнему жил там с женой и детьми. Дедушка и бабушка уже умерли; дедушка во время войны, бабушка в 48-м году. До последних дней ждала она, что вот-вот придет Артем: ведь уже минули «десять лет»…

Я любила дядю Васю. Он еще подростком возился со мной, маленькой, когда я жила на Покровке, позднее я смогла оценить его добродушный характер, чувство юмора, поэтичность его натуры: он увлекался Есениным, хорошо читал его наизусть, любил петь народные песни. У него был красивый баритон, в юности он даже занимался в вокальной и театральной студиях Пролеткульта. Но, пережив в детстве страшный голод 1921 года в Поволжье, потерял здоровье — страдал головными болями, поэтому не смог получить образования, пришлось работать грузчиком.

Услышав о реабилитации Артема, дядя Вася долго молчал, потом позвал нас в другую комнату, выдвинул из-под кровати большую плетеную бельевую корзину, откинул крышку:

— Вот, мы с Клавдией девятнадцать лет хранили.

Сверху — пожелтевшие кипы бумаг и книги, в которых с первого взгляда мы узнали отцовские: «Россия, кровью умытая», «Гуляй Волга», «Пирующая весна», «Страна родная»…

Мы было кинулись рассматривать лежавшие сверху листы, но дядя Вася нас остановил, сказав, чтоб не спешили: он отдает нам архив отца.

В корзине обнаружились рукописи изданных и неизданных произведений, черновые наброски, подготовительные материалы, документы, вырезки из журналов и газет, письма друзей и знакомых Артему, копии его писем в редакции, фотографии.

Все это в полном беспорядке: видимо, отец, предвидя скорый арест, в спешке собрал, что под руку попалось, и отвез на Покровку, в надежде, что до неграмотного отца и брата-грузчика у НКВД не дойдут руки…

Муж Заяры — писатель и литературовед Владимир Брониславович Муравьев разобрал и систематизировал материалы архива.

В последующие годы архив пополнялся за счет наших поисков в государственных архивах, частных коллекций (например, из собрания Алексея Крученыха), писем Артема Веселого, которые вместе со своими воспоминаниями великодушно передавали нам друзья отца. И все же основой архива, безусловно, стала корзина с Покровки, за что наша сердечная благодарность Василию Ивановичу и Клавдии Алексеевне Кочкуровым.