Борис Джонсон - Фактор Черчилля. Как один человек изменил историю Страница 64

Черчилль внимательно выслушал их, а затем дал практический совет приглядеться к двусторонности декларации Бальфура – предоставляемой ею защите гражданских и политических прав всех проживающих народов. Он отметил, что «национальный очаг для еврейского народа» употребляется в ней с неопределенным артиклем a, но не с определенным the. Неопределенный артикль предполагает, что место жительства должно быть общим, а не находиться в исключительной собственности евреев.

«Если держится одно обещание, то держится и другое, о нас будут судить по тому, насколько точно мы выполняем оба», – сказал Черчилль аудитории. Но, по его заявлению, не было никакой возможности обойти сущность того, что Бальфур пообещал еврейскому народу.

Эта декларация была подготовлена, когда еще продолжалась война, когда казались возможными и победа, и поражение. Поэтому ее нужно рассматривать как один из фактов, твердо установленных победоносным завершением Великой войны… Более того, совершенно справедливо, что у евреев, рассеянных по всему свету, должен быть национальный центр и национальный очаг, где некоторые из них могут воссоединиться. А где же еще ему быть, как не здесь, в Палестине, с которой они глубоко и тесно связаны более трех тысяч лет?

Затем Черчилль выслушал еврейскую делегацию. Как вы можете догадаться, их мысли были облечены в просчитанные слова – так, чтобы больше понравиться Уинстону Черчиллю.

«Наша еврейская и сионистская программа придает особое значение установлению искренней дружбы между нами и арабами. Еврейский народ, возвращающийся на родину после 2000 лет изгнания и преследований, не может допустить подозрений, что он желает лишить другую нацию ее прав».

Черчилль отвечал сдержанно, с интонациями римского проконсула, выступающего арбитром в споре. Одно племя может быть передовым, более цивилизованным, но на нем лежит обязанность перед теми непокорными племенами, которым угрожает перспектива лишения собственности. Черчилль предостерегал, что еврейские поселенцы должны проявить «рассудительность» и «терпение». Они должны рассеять опасения остальных, сколь бы ни были необоснованны эти опасения.

Потом, во время выступления в Еврейском университете, он повторил эту мысль, сказав, что на евреях лежит большая ответственность. У них была возможность создать страну, текущую молоком и медом. Но он предупредил их, что «каждый предпринимаемый вами шаг должен быть направлен на материальное и моральное благо всех жителей Палестины».

Затем ему дали дерево для символической посадки. Символично, что оно переломилось. Можно было посадить только пальму, но побег не прижился.

Некоторые говорят, что Черчилль был слишком наивен в своем подходе к арабо-еврейскому вопросу, есть и те, кто заявит, что он определенно лицемерил. В марте 1921 г. он принял ключевое решение, что западный берег реки Иордан не должен подпадать под действие обещаний из переписки Макмагона – Хусейна. Он не стал частью королевства Абдаллы, сына Хусейна.

Так начиналось создание той еврейской родины, которую обещал Бальфур. Многие обвиняли Черчилля, что, делая этот шаг, он стал инструментом всемирного еврейского заговора.

Есть и психи, которые будут вас убеждать, что мать Черчилля Дженни Джером еврейка по происхождению (это не так, ее отец был потомком гугенотов; в ее жилах, возможно, текла кровь американских индейцев, но не еврейская). Более правдоподобным кажется то мнение, что взгляды Черчилля претерпели аберрацию из-за существенных пожертвований, которые он получал от еврейских банкиров и финансистов: Эрнеста Касселя, сэра Генри Стракоша, Бернарда Баруха. Совершенно верно, что личные финансы Черчилля сегодня не прошли бы тест журнала Private Eye. Они выглядели бы неприглядно на сенсационной первой странице The Guardian. Да, он на самом деле брал деньги от этих людей, иногда значительные суммы. Но те времена были другими: парламентариям и министрам платили значительно меньше, – предполагалось существование личных доходов, – и не было ничего необычного в том, что политик получает финансовую поддержку от поклонников.

И я не думаю, что эти пожертвования могли хоть на йоту изменить взгляды Черчилля на еврейство и повлиять на его решения по Палестине. Как и его отец Рандольф, он был филосемитом и таковым являлся всю свою жизнь. Ему нравились те еврейские черты, которые были настолько заметны в нем самом, – энергия, уверенность в своих силах, готовность к тяжелой работе, уважение к семейным ценностям.

Как он написал в газетной статье в 1920 г.: «Одни люди любят евреев, другие нет, но ни один думающий человек не может сомневаться в том бесспорном факте, что они являются самой впечатляющей и самой выдающейся расой, которая когда-либо появлялась на Земле». Время от времени его обвиняют, что он порою предавался нездоровым чувствам – например упоминается неопубликованная статья, в которой он, по всей видимости, предполагает, что евреи частично несут ответственность за неприязнь, которую они вызывают, и за восприятие их как «иудейских кровососов». Но авторство этой статьи оспаривается, утверждается, что в ней чувствуется рука другого человека, несомненно важно и то, что она никогда не была опубликована.

Как показал сэр Мартин Гилберт, не оставив в том малейшего сомнения, Черчилль восхищался евреями, нанимал их, любил их общество и верил в собственную страну евреев. Однажды Черчилль сказал, что, не будучи сионистом, он был «предан сионизму».

Все это верно. Однако это не значит, что взгляды Черчилля были в каком-то смысле антиарабскими, тем более антиисламскими. На самом деле в его жизни случались периоды – в 1904 г. и в 20-х гг., – когда личная «склонность к ориентализму» побуждала Черчилля последовать Уилфриду Скоуэну Бланту и носить одежду в арабском стиле. Он преклонялся перед героизмом щеголяющего в куфии Лоуренса Аравийского и, как отмечает Уоррен Доктер в своем новом исследовании «Уинстон Черчилль и исламский мир», всегда помнил, что Британская империя была крупнейшей мусульманской державой: в 1920 г. в ней проживали 87 миллионов мусульман.

Он яростно выступал против независимости Индии не только потому, что это станет ударом по авторитету Британии, но также из-за опасений о будущем притеснении мусульман индусами. Поскольку мусульманские войска были воистину бесценны для империи, благорасположенность мусульман была жизненно важна. Черчилль часто вставал на сторону турок в их споре с греками, хотя турки были его оппонентами во время Первой мировой войны.

Помните, что он сделал в 1940 г., когда Британия сильнее всего нуждалась в друзьях? Он нашел 100 000 фунтов для начала строительства мечети в лондонском Риджентс-парке – предполагалось, что этот жест заметят в мусульманском мире.

И когда Черчилль проложил путь к переселению евреев в Палестину – его Белая книга 1922 г. способствовала их иммиграции, – он искренне полагал, что это будет лучшим решением для этой засушливой и запущенной части мира, лучшим решением для обоих сообществ. Он видел евреев и арабов живущими бок о бок.

Он представлял, как технически подкованный Соломон помогает крайне заинтересованному молодому Мохаммеду освоить трактор и обучает его искусству ирригации. Он надеялся, что на месте пустыни расцветут сады, а благополучие станет всеобщим. Более того, старый король Хусейн в значительной мере разделял это видение. В своей публикации в газете «Аль-Кибла» он написал, что Палестина была «священной и возлюбленной родиной своих первоначальных сынов – евреев». Продолжая, хашимитский король сделал такое же прекраснодушное предсказание, что и Черчилль.

«Опыт показывает их умение преуспевать в замыслах и в делах… Возвращение этих изгнанников на родину поспособствует материально и духовно школе нового опыта для их арабских братьев на поле, фабрике и в торговле». Увы, события развивались иным образом. С течением времени напряженность усиливалась, еврейская эмиграция возрастала, особенно когда начались нацистские гонения.

Как оказалось, Черчилль был слишком оптимистичен насчет заботливого склада первых сионистов, их готовности делиться. Они не стремились нанимать арабов для работы на своих фермах. Вспыхивали арабские протесты и мятежи, а бедные солдаты периода британского мандата, оказавшиеся между двух враждующих сторон, были вынуждены стрелять по арабам – и многие в Британии начинали чувствовать, что творится большая несправедливость.

В 1937 г. положение настолько ухудшилось, что было решено учредить комиссию Пиля. Она должна была разобраться, что пошло не так в Палестине. Черчилль выступил перед комиссией с засекреченными в то время показаниями – благодаря им мы можем понять, чего он хотел достичь, открывая двери значительной иммиграции евреев и создавая им родину на западном берегу Иордана.

«Мы преданы идее того, что однажды – так или иначе, в отдаленном будущем, – сообразуясь со справедливостью и экономической выгодой, там будет создано великое еврейское государство, насчитывающее миллионы людей, значительно превосходящее по численности жителей страны настоящего времени». (Сегодня мы можем убедиться, насколько верным оказалось его видение. В Израиле восемь миллионов граждан, три четверти из них евреи.)