Глеб Скороходов - Фаина Раневская. Фуфа Великолепная, или с юмором по жизни Страница 64

Но в тот вечер — 19 мая — все было не так. Не забывчивость, не выпадение куска текста из памяти, а какой-то общий кризис… Мы все, участники спектакля, были пронизаны этим кошмаром Раневской. Каково же было ей?!». Ф. Г. хватило мужества и здравого смысла больше в Филицате не выходить на сцену. Вскоре — 24 октября того же года — она в последний раз сыграла и Люси Купер в спектакле «Дальше — тишина».

Марина Неелова, которая в это время репетировала «Кто боится Вирджинию Вульф?» Эдварда Олби в «Современнике», в один из дней, когда все у всех не ладилось, все вызывало раздражение, и режиссер Валерий Фокин в отчаянии объявил перерыв, вдруг сказала:

— Вчера была у Фаины Георгиевны, и, когда рассказала ей о наших репетициях, она воскликнула: «Боже, как я вам завидую! Оказывается, есть еще театры, где ставят такие замечательные пьесы!».

— Так пригласи ее к нам! — попросила Волчек.

— Я очень хотела, чтобы Фаина Георгиевна посмотрела «Спешите делать добро», пока мы его не сняли, — улыбнулась Марина, — но она отказалась — почти не выходит из дому и не с кем оставить Мальчика, это ее пес, которого она подобрала где-то, выходила, и теперь он не отпускает ее ни на минуту. Она его даже брала с собой, когда играла, — он молчаливо сидел весь спектакль в ее уборной.

А «Спешите делать добро» я сыграла Фаине Георгиевне на кухне — всю свою роль монологом, от начала и до конца. И это было наслаждение. Такого зрителя, как она, нет больше. Я сыграла, а она молчит. И я не ждала слов — ее слезы и молчание дороже любых похвал.

И в другой раз, когда репетиция долго не начиналась и все ждали, когда появится опаздывающий Валентин Гафт, Марина сообщила:

«Сегодня утром позвонила мне Фаина Георгиевна, а я, еще не проснувшись, ответила ей басом.

— Деточка, что с вашим голосом? Вы пили всю ночь?!

— Я не пью, Фаина Георгиевна.

— Спасибо. Боюсь за вас, только не пейте! Я так испугалась вашего голоса, я боюсь, что после спектакля вы идете в ресторан и гуляете!

— Фаина Георгиевна, дорогая, это невозможно, я в рестораны не хожу вообще, не люблю, и это для меня может быть только как наказание.

— Спасибо, деточка, не растрачивайте себя впустую, прошу вас.

Милая Фаина Георгиевна, нежный человек с нерастраченной любовью, вернее с запасами ее неиссякаемыми!

— И снимайтесь реже в кино: когда мне снится кошмар — это значит, я во сне снимаюсь в кино. И вообще сейчас все считают, что могут быть артистами только потому, что у них есть голосовые связки. Тут у меня написано чье-то изречение: «Искусство — половина святости». Я бы сказала иначе: искусство — свято.

— Фаина Георгиевна, вы верите в Бога?

— Я верю в бога, который есть в каждом человеке. Когда я совершаю хороший поступок, я думаю, это дело рук Божьих».

И, пожалуй, последнее.

Леонид Осипович Утесов готовился к записи на пластинки.

— А еще я хочу спеть пару романсов. Давайте решим какие — надо ведь сделать инструментовки на полный состав.

Он взял гитару и запел. Один романс, другой, третий: «Снился мне сад», «Ямщик, не гони лошадей», «То не ветку ветер клонит»... И вдруг:

Дай мне ручку,Каждый пальчикЯ тебе перецелую.Обниму тебя еще раз,Обниму тебя еще разИ уйду и затоскую,И уйду и затоскую…

— Давайте этот, — попросил я. — Это любимый романс Раневской, она когда-то мне пела его.

— Я вам скажу, чтоб вы знали: у нее неплохой вкус! — сказал Утесов.

Пластинка с этим романсом вскоре вышла. «Пошлю ее Ф. Г., - подумал я. — Анонимно, без обратного адреса. Может быть, ей будет приятно».

Но так и не собрался. Из-за глупых предубеждений: неудобно, мол, что она подумает, зачем ее беспокоить… Теперь можно только жалеть об этом. И чувство вины не проходит. Гордыня тогда взыграла — как же, меня оскорбили, обвинили Бог знает в чем! И сегодня, мучаясь над последними строчками рукописи, я испытываю глубокое раскаяние за то, что тогда не нашел в себе сил сделать шаг навстречу женщине вдвое старше меня. И какой женщине! Какой актрисе! Простите меня, Фаина Георгиевна…

Да, запоздалое чувство вины не отпускает. И потому, несмотря ни на что, мой долг — сделать достоянием читателей эту книгу, в которой нет попытки установить, кто прав, а кто нет, но зато есть, как мне кажется, сама Раневская — непредсказуемая, ни на кого не похожая. Такой ее и примите.

Даже не берусь предположить, как бы она отнеслась к этой книге сегодня, и потому говорю еще раз: простите, Фаина Георгиевна!..

Примечания

1

Популярную в то время «Кинопанораму» — Ред.

2

Любимой своей учительницей и режиссером, которую она называла мамой. — Ред.

3

Известная в те времена журналистка. — Ред.