Шарль Голль - Военные мемуары - Призыв 1940-1942 Страница 64

Я был убежден, что промедление могло бы дорого обойтись, и решил в свою очередь ошеломить англичан. 10 мая я телеграфировал в Каир английскому послу и главнокомандующему, протестуя, с одной стороны, против "односторонних решений, принятых в отношении снабжения стран Леванта и Джибути", а с другой - против "промедлений в отношении сосредоточения дивизии Лежантийома у границ Сирии, в то время как приход немцев в эту страну с каждым днем становится все более вероятным". Я отмечал, что в этих условиях я не собираюсь в ближайшее время возвращаться в Каир, что пусть события развиваются своим чередом, я же отныне сосредоточу усилия "Свободной Франции" в районе территории Чад. Затем я сообщил в Лондон, что отзываю из Каира генерала Катру, так как его присутствие там становится бесполезным. Наконец в связи с тем, что английский генеральный консул в Браззавиле Парр любезно передал мне послания, направленные Иденом в оправдание политики умиротворения Виши, я передал через него ответ, в котором решительно осуждал такую политику, тем более что я узнал о встрече Дарлана с Гитлером в Берхтесгадене, о заключении соглашения между ними, а также о приземлении немецких самолетов в Дамаске и Алеппо.

Противник тоже вел большую игру. Подстрекаемый немцами, глава правительства Ирака Рашид Али Гайлани в начале мая начал военные действия. Англичане подверглись нападению на своих аэродромах. 12 мая самолеты германских военно-воздушных сил прибыли в Сирию, а оттуда прилетели в Багдад. Накануне вишистские власти направили в Телль-Кочек, на иракскую границу, военную технику, переданную в свое время Виши итальянской комиссией но перемирию и находящуюся под ее контролем. Это вооружение было, конечно, предназначено для Рашида Али. Денц, вынужденный по требованию англичан дать объяснения, отвечал уклончиво, не отрицая, однако, фактов. Он говорил, что если бы он получил приказ Виши не мешать немцам совершить высадку, он бы подчинился, а это означало, что такой приказ был уже дан. Действительно стало известно, что участки побережья, где должен был высадиться противник, были намечены заранее. Лондонский кабинет министров решил, что в таких условиях лучше всего было согласиться с моей точкой зрения. Произошел неожиданный и коренной поворот. 14 мая, с одной стороны, Иден, а с другой - Спирс, который был еще в Египте, прямо заявили мне об этом. Наконец, Черчилль в своем послании просил меня поехать в Каир и не отзывать оттуда Катру в связи с предстоящими военными действиями. Очень довольный тем, что английский премьер-министр занял такую позицию, я ответил ему в теплых выражениях и единственный раз - на английском языке. Однако я не мог не извлечь из поведения наших союзников в этом вопросе тех выводов, которые напрашивались сами собой. Что же касается генерала Уэйвелла, то английское правительство приказало ему предпринять военные действия, которые намечались нами в Сирии. Когда 25 мая я прилетел в Каир, то увидел, что Уэйвелл уже смирился с этим приказом. Нужно сказать, что потеря Крита и исчезновение греческого фронта несколько облегчали в то время деятельность английского главнокомандующего.

Между тем в самой Сирии дела шли совсем не так, как мы предполагали. Катру одно время надеялся осуществить наш план, бросив на Дамаск только вооруженные силы "Свободной Франции". Но вскоре пришлось убедиться, что сговор Виши с противником не вызвал всеобщего движения протеста среди войск в странах Леванта. Наоборот, они заняли позиции на границе с тем, чтобы оказать сопротивление войскам "Свободной Франции" и ее союзников, в то время как под их прикрытием немцы могли свободно осуществлять передвижение. Поскольку Денц располагал более чем тридцатитысячной армией, хорошо оснащенной артиллерией, авиацией и танками, не считая сирийских и ливанских войск, наш первоначальный план направить на Дамаск 6 тысяч пехотинцев, 8 орудий и 10 танков, поддерживаемых двумя десятками самолетов, в расчете получить помощь на месте не мог в таком виде осуществиться. В этой операции должны были участвовать англичане. Предстояла настоящая битва.

Мы хотели, чтобы это сражение было как можно менее ожесточенным и продолжительным. Все в данном случае зависело от количества средств. Наши друзья из Бейрута и Дамаска сообщали нам: "Если в Сирию вступят со всех сторон многочисленные войска союзников, то все сведется к незначительным операциям ради сохранения чести. Если, напротив, войска Леванта увидят, что они имеют дело с количественно незначительными и слабо вооруженными силами, то скажется их профессиональное самолюбие и бои будут упорными". Сопровождаемый генералом Катру, я неоднократно встречался с Уэйвеллом и беседовал с ним на эту тему. Мы торопили его вступить в страны Леванта не только с юга, со стороны Палестины, но также и с востока, со стороны Ирака, где англичане в это время громили войска Рашида Али. Мы просили английского главнокомандующего направить для участия в военных действиях в Сирии четыре дивизии, в том числе одну бронетанковую, и значительное количество английской авиации. Мы настаивали, чтобы он предоставил войскам Лежантийома самое необходимое, а именно транспортные средства и артиллерию.

Генерал Уэйвелл не был, разумеется, лишен стратегических способностей. К тому же он хотел помочь нам. Но, поглощенный операциями в Ливии и, несомненно, раздраженный грозными телеграммами Черчилля, в которых он чувствовал отголосок нашей собственной настойчивости, Уэйвелл отвечал на наши упреки любезным безразличием. Ничто не могло убедить его направить на сирийский участок военных действий что-либо сверх жесткого минимума сил. Уэйвелл намеревался ввести в бой под командованием генерала Уилсона только одну австралийскую дивизию и одну кавалерийскую бригаду, которые двигались вдоль побережья по дороге Тир-Сайда, одну пехотную бригаду, направлявшуюся на Кюнейтру и Мардж-Уюн, и одну индийскую бригаду, приданную Лежантийому, который должен был идти на Дамаск через Деръа. Позднее Уэйвелл выделил еще два австралийских батальона. Наконец индийский отряд начал военные действия со стороны Ирака. Шестьдесят самолетов и военные корабли различных классов поддерживали наземные войска с воздуха и с моря. В общей сложности союзники вводили в действие меньше сил, чем противник. Однако с этими недостаточными силами нужно было действовать и завершить операцию. Окончательное решение было принято. Началась трагедия.

26 мая я прибыл в Хастину для инспектирования войск "Свободной Франции", которые уже были сконцентрированы, но по-прежнему плохо снабжались. Лежантийом представил мне семь батальонов, танковую роту, артиллерийскую батарею, эскадрон спаги, разведывательную роту и обслуживающие подразделения. На этом смотре я вручил первые ордена Освобождения отличившимся во время боев в Сирии и Эритрее. Беседуя с офицерами и солдатами, я видел, что их настроения сходны с моим: та же грусть и неприятное чувство при мысли о необходимости сражаться против французов, возмущение политикой Виши, подрывавшей дисциплину в войсках, и убеждение в том, что следовало выступить, захватить страны Леванта и включить их в борьбу против врага. 21 мая полковник Колле, офицер большого опыта и легендарной отваги, командовавший группой черкесских эскадронов, перешел с частью своих подразделений через границу и соединился с нами. 8 июня войска Великобритании и "Свободной Франции", развернув союзные знамена, начали продвижение, получив совместный приказ Уэйвелла и Катру применять оружие только в том случае, если по ним будет открыт огонь. В течение нескольких недель радиостанция, установленная в Палестине, передавала выступления капитанов Шмиттлейна, Куле и Репитона, обращавшихся с дружескими упреками к нашим соотечественникам, в лице которых мы от всей души не желали встретить своих противников. Между тем нам нужно было приступить к действиям. В своем публичном заявлении я рассеял вес сомнения по этому вопросу. Эта решимость в кратчайший срок развернуть действия и разрешить раз и навсегда вопрос укреплялась во мне тем сильнее, чем больше было признаков, свидетельствовавших о предстоящем наступлении Виши и, быть может, держав оси против территорий "Свободной Франции" в Африке. По нашим сведениям, во время бесед в Берхтесгадене 11 и 12 мая Гитлер потребовал от Дарлана предоставить в распоряжение Германии сирийские аэродромы и порты, обеспечить немецким войскам, самолетам и флоту возможность использования Туниса, Сфакса и Габеса, отвоевать силами Виши территории Экваториальной Африки. Правда, наши информаторы указывали, что Вейган отказался открыть немцам доступ в Тунис и начать наступление на территории "Свободной Франции", говоря, что его войска откажутся выполнять такой приказ. Но если бы Гитлер остановился на этом плане окончательно, что значил бы протест Вейгана, который в конечном итоге, не желая воевать, ничего иного не мог сделать, как только поставить на одном из совещании у маршала Петена вопрос о своей отставке?