Евгений Глушаков - Великие судьбы русской поэзии: Начало XX века Страница 65

Брикам, разумеется, не составило бы труда подыскать на сердечную вакансию Владимира Владимировича какую-нибудь другую, скажем, незамужнюю женщину. Но тогда бы появилась реальная угроза их «семейному благополучию». Девица, обосновавшаяся в сердце Маяковского, могла бы устремиться и в его квартиру, тем самым положив конец их приятному иждивенчеству.

Впрочем, был момент, когда Брики помышляли отпустить Владимира Владимировича и оставить в покое. Лето 1922 года. «Семье», вечно нуждающейся в хорошей жизни на хорошие деньги, забрезжил новый кормилец – Александр Михайлович Краснощёков, председатель Промбанка и заместитель наркомфина. Вот уж кто сумел бы чудно обеспечить Бриков, если бы сам в 1923-м не перешёл на казённые харчи. Естественно, по причине растраты казённых денег. Получилось, что «полюбившая» его Лиля Юрьевна только время зря потратила. И двухмесячный отпуск у Маяковского «для испытания чувств» выпросила тоже, выходит, зря…

Не 15 ли годков из 20 юбилейных горбатил на «семью» редкостно трудолюбивый поэт? Не 15 ли годков полнейшего рабства, какого не знали и негры на американских плантациях? Так Брики ещё и наследниками его умудрились стать, почему иждивенчество их продолжилось и после смерти поэта…

Некоторые из литературоведов утверждают, что отношения в этой тройственной «семье» в заключительную пору были чисто дружеские. И это при полной сексуальной свободе и распущенности нравов? Как бы ни так! Скорее всего, Лиля Юрьевна время от времени снисходила до близости с влюблённым в неё Маяковским, точно так же, как до близости с ней время от времени снисходил Осип Максимович. Тем и перебивались.

Но вот чего в этой «семье» действительно не было, так это взаимной любви. Сие обстоятельство и являлось её цементирующей основой, освобождая каждого от возможной ревности. Счастливые любовные романы дружная троица имела только на стороне. А верховодил в «семье», похоже, Осип Максимович и по той простой причине, что никого тут не любил.

Рвущийся к чему-то иному, более чистому и нормальному, Маяковский, конечно же, страдал. Вероятно, поэтому, однажды и сделал своей жестокой, безответной любви подарок с обидным намёком, смысл которого, кажется, не поняли: ни сама Лиля Юрьевна, ни дотошные литературоведы. А всё по причине слабого пространственного воображения.

Хитроумный секрет подарка заключался в следующем: по внутренней поверхности кольца, поднесённого поэтом, были выгравированы инициалы его возлюбленной «Л.Ю.Б.» Общее мнение и мнение самой Лили Юрьевны сошлись на том, что, если читать эту гравировку по кругу, надпись превращается в бесконечное «люблю…».

Если бы Лиля Юрьевна была зорче и проницательнее, то могла бы и запустить этим чрезвычайно оскорбительным для неё кольцом в лицо Маяковскому. И уж точно, не повесила бы такой вот «обличительный документ» на цепочку, чтобы показывать всем и каждому.

У нас же есть возможность отнестись к прочтению монограммы несколько внимательнее, чем это делалось до сих пор, и убедиться, что указанные буквы действительно разворачиваются в бесконечное признание в любви, только с небольшим уточнением: «ЛЮБЛЮ Б. ЛЮБЛЮ Б. ЛЮБЛЮ Б…» И окажется, что бесконечность эта обращена отнюдь не к самому предмету страсти, а к нам, свидетелям любовной трагедии поэта, легко выводимой из его давней строчки: «а я и не знаю, где ты и с кем». Впрочем, гравировка выражала ещё и робкую надежду Владимира Владимировича, что он всё-таки, хоть самую малость, «ЛЮБ» этой на редкость волевой и амбициозной женщине.

Увы, это было не так. По собственному признанью Лили Юрьевны, сделанному через десятилетья, во всю свою жизнь любила она только одного человека – Осипа Максимовича. А вот влюблять в себя доводилось ей многих и многих. Причём, инстинкт охотницы не покидал её до последних дней. И когда уже на 87 году ей не удалось очаровать очередного повстречавшегося на пути гения – Сергея Параджанова, Клеопатра Революции покончила с собой. И сделала это не так, как её предшественница-египтянка, приложившая змейку к обнажённой груди, а иначе – по-стариковски, выпив сразу всё снотворное, какое только нашла у себя в доме…

Выставка «20 лет работы» должна была завершиться 15 февраля, но ввиду большого наплыва публики срок её действия продлили ещё на неделю. А на закрытии решено было выставку сделать передвижной и создать «Ударную молодёжную бригаду Маяковского», целью которой была бы пропаганда его революционного творчества. Материалы же подлежали передаче на хранение в Государственную библиотеку имени В.И. Ленина. Ядром бригады стал поэтический кружок при «Комсомолке». Записалось более 50 человек.

Порадоваться бы Владимиру Владимировичу на такое. Да какие могут быть радости, когда Лили Юрьевны нет в Москве. Опять укатила с мужем за границу. Прислала собственное фото с львёнком на руках. Максим Осипович в объектив не попал. Лиля Юрьевна позаботилась. Умнейшая женщина. На фото нет, но ведь тут он, тут – где-то рядом с ней, близко. И тоже, наверное, улыбается…

А вот Владимиру Владимировичу не до смеха. С треском на мартовской премьере провалилась «Баня». Провалилась дважды – и в Москве, и в Питере. Треск потом пошёл – по всей центральной прессе. Страшная удушающая лавина критической брани. И это по отношению к самой зрелой, самой лучшей его пьесе? Даже родная «Комсомолка» подсюсюкнула… Эх, эх! И ты, Брут?..

Пусто в Гендриковом. Кроме бульдожки Бульки никто там поэта не ждёт. Да и в комнате его, что на Лубянке, тоже пусто. Это место тайных встреч с Полонской. Увы, Вероника, Норочка предложила двухдневный карантин, чтобы им обоим успокоиться, придти в себя. Нескончаемая нервотрёпка обоюдных претензий, ревности и вранья… И как это похоже на двухмесячный отпуск, когда-то предоставленный ему Лилей Юрьевной.

Может быть, навестить мать? Вот уж кто ждёт непременно и всякий день в тщетной надежде на его приход готовит любимые кушанья сына. Так что же – придти и отравить ей вечер своею тоской по Лили Юрьевне, по Веронике? Да ещё, чего доброго, снова, как некогда в юности, сказать: «Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца…»

Нет, всё-таки в Гендриков. Там каждая, даже самая мелкая вещица будет напоминать о Лили. Да и бульдожку надо прогулять. Домработница Аннушка на этот счёт не всегда пунктуальна… Да, в Гендриков!

Последнее выступление поэта, происшедшее 9 апреля в Плехановском Институте, организовала молодёжная бригада имени Маяковского. О том, какого было Владимиру Владимировичу восходить на «голгофы аудиторий» – его выражение – можно судить по сохранившейся стенограмме этого выступления. Оставшись один на один со зрительным залом, Маяковский и на этот раз оказался открыт для любых насмешек и издевательств со стороны разношёрстной публики. И опять должен был выслушивать самые идиотские вопросы, да ещё отвечать на них.