Морис Левер - Айседора Дункан: роман одной жизни Страница 65

Джон слушает ее с выражением внимательного ребенка. Когда она говорит, ее грудь колышется, напрягаются вены, а в глазах вспыхивает огонь, какого он еще не видел. Однако во время уединенных прогулок вдвоем по берегу озера беседа еле теплится, чтобы развязался язык, не хватает шампанского и друзей.

Она проклинает их взаимное молчание, которое грубо напоминает ей о разнице в возрасте, их разделяющей. Впервые ощущает она в себе это замешательство. «И надо же, какой-то юный педераст», — злится она на себя, на свое смущение. Внимательно смотрит на него. «И верно, красив. Чертовски хорош собой. Как говорится, аж дух захватывает». Он идет на несколько шагов впереди, время от времени оборачивается. Ветер играет его волосами, открывая чистый, правильный лоб. «Да ведь я за ним волочусь, боже мой! Это я-то!»

И верно, она уже совсем непохожа на ту девушку с полотен Гейнсборо, с которой ее сравнил принц Уэльский. Непохожа она и на нимфу с греческого барельефа: бедра раздались, шея располнела, нижняя часть лица заметно отяжелела. Пышный бюст еще может сойти за достоинство, но спрятать живот под складки одежды никак не удается, и из-за этого она злится на себя. Ругает за слабость к вкусной еде и к шампанскому. Избыточный вес не очень мешает танцам. Ее всегда пугала худосочность классических балерин. Запомнилась несчастная Анна Паатова: во время званых обедов она не ела, а лишь выпивала стакан воды и первой выходила из-за стола с лицом мученицы, чтобы ехать на очередную репетицию в императорском театре. Глядя сзади на стройную фигуру юноши и его узкий таз, думая о моде, требующей от женщины плоских форм, Айседора пришла к выводу, что ее эстетика отстала от жизни. Она явно устарела.

Вот она подходит к Джону. Его профиль золотится на фоне неба. Он поворачивается к ней, улыбается. Его чуточку слащавый рот, приоткрывшись, обнаруживает ослепительно-белые, хищные зубы. Вдруг она чувствует, как тело ее тяжелеет. «Восемнадцать плюс двадцать два получается сорок. Сорок лет. Он мог бы быть моим сыном. Каково иметь сына гомосексуалиста? Говорят, матерям это нравится. Так они сохраняют своего ребенка при себе. Другая женщина не отберет. Он мог бы быть моим сыном».

Эта мысль ее не покидает. Она не перестает повторять, украдкой посматривая на него: «Мой старший сын…» При ходьбе их обнаженные руки порой соприкасаются. Он не отстраняется. Подойдя к скамейке, она берет его за руку. Он неловко поворачивается к ней, краснея.

— Давайте присядем, — говорит она. — Я устала.

— Подождите меня здесь. Я сейчас поймаю машину, чтобы отвезти вас.

— Не надо. Посидите рядом со мной. И, взяв его голову руками, говорит:

— Вы знаете, что вы очаровательны, милый мой Джон? Он тянется к ней, обнимает и прижимает к себе изо всех сил. Уткнувшись в грудь лицом, говорит сдавленным голосом:

— Если бы вы знали, как я несчастен.

— Я знаю, знаю, — отвечает она, запуская пальцы в его волосы. — Слушайте, вам надо бросить вашего ливанца и всех остальных и уехать как можно дальше. Только так вы можете освободиться.

— Вы должны поехать со мной, Айседора, должны. Иначе я не соберусь с духом, не хватит смелости.

Быстро побросали вещички в чемодан, расплатились за гостиницу, и вот они уже несутся по дорогам Швейцарии в большом спортивном автомобиле Джона, двухместном «Торпедо» с откидывающимся верхом. Проехали Монтрё. Настала ночь.

— Куда теперь? — кричит Джон, стараясь перекричать рев мотора и крепко держа деревянный лакированный руль машины.

— Дальше… едем дальше…

Он делает жест, что не слышит. Положив руку ему за плечо, она кричит прямо в ухо:

— Едем дальше! Дальше, Джон! Дальше, любимый мой! Ветер бьет в лицо. На каждом вираже она хохочет, когда ее бросает прямо на спутника. Смеется от невольно текущих слез, смеется, когда представляет лица тех, кого они оставили в Уши: «Представляешь? Джон уехал с Айседорой! — С женщиной? Быть не может! Он спятил! — Вот что, ребята, это она его умыкнула. Это похищение! — Все же мог бы нас предупредить. До чего ненадежный тип! Не ожидал я от него. — Этим ангелочкам нельзя доверять. Казалось, нет человека надежнее, и вдруг, в один прекрасный день, раз — и дал ходу! Медовый месяц с этой сучкой!»

Она внутренне ликует, представляя их лица и вопли возмущения. А ливанец! Вот уж кто злится, небось! Самый драгоценный алмаз в его коллекции — и вдруг украден из-под носа!

— Быстрее, Джон! Быстрее и дальше!

Они несутся вдоль берега Роны со скоростью девяносто километров в час. Вот уже проехали Сьон, Кран, в глухую полночь проезжают перевал Симплон. Машина ревет на серпантине дороги. Крутой вираж. Скрип колес. Подъем. Опять поворот… Опьяненная луною, ветром, скоростью, с замирающим сердцем, Айседора понимает, что рядом — обрыв, разверстая пропасть, которая неумолимо тянет к себе. Голова идет кругом. Ей кажется, что она летит в пустоту, в забытье, как во сне. Тело в экстазе свободного падения, спина плотно впилась в изгиб сиденья, ступни уперлись в пол машины, голова закинута, глаза широко открыты и смотрят в небо, где ей мигают звезды. Далеко позади вьется по ветру длинный шарф, подобно облаку света или отчаяния.

Ранним утром они уже на берегу Лаго-Маджоре, делают остановку в Стрезе. Оба партнера разочарованы. Айседора ожидала большего от этого Аполлона с фигурой олимпийца. А Джон, в свою очередь, не смеет преодолеть отказ от женщины. Не способный овладеть ею, он не столько стремится к удовлетворению желания, сколько к горячим округлым рукам, в которых можно укрыться, и пышной груди, в которую можно зарыться с головой и вновь стать, хотя бы на время, маленьким мальчиком, лишенным ласки. Приехав в Рим, оба «любовника» решают расстаться. Прощаясь друг с другом, обещают писать письма, никогда не забывать их знакомство, радуясь в глубине души, что встреча не затянулась. Джон возвращается в Уши к своему ливанцу, Айседора же едет в Неаполь, оттуда на пароходе — в Афины. Совершив паломничество в храм божественной Афины, чей идеал мудрости и гармонии она столько раз нарушала, она возвращается в Цюрих.

Финансы школы в плачевном состоянии. Айседора вновь занимает деньги на кабальных условиях, отчего ее долги достигают пятнадцати тысяч американских долларов. К счастью, импресарио присылает предложение совершить турне по Южной Америке.

Надо опять отправляться в путь, хотя и не хочется. Приключение с Джоном оставило горькое ощущение неудачи. Во-первых, тело не получило ожидаемого, во-вторых, она не может скрыть от самой себя, что теперь ее тянет к мужчинам моложе ее. Что это, признак зрелости? С некоторых пор она замечает за собой, что присматривается к очень молодым, почти к подросткам. Силе зрелого мужчины она все больше предпочитает очаровательную незавершенность лица и грацию тела, только что вышедшего из детского возраста, эскиз, набросок, который зачастую бывает лучше законченного произведения. Будущий мужчина ее привлекает больше, чем уже состоявшийся. И то, что она выбрала именно такого, как Джон, не случайно. В любви не бывает случайностей.