Витус Беринг - Камчатские экспедиции Страница 65

В эти моменты кто обладал одеялом или шинелью, тот имел и дом, ибо единственным возможным средством укрыться от непогоды было натянуть на себя что-нибудь, покрыть все тело с головы до ног и лежать неподвижно до момента окончания пурги, которая иногда продолжалась довольно долго. Когда же непогода кончалась, люди вставали, струшивали снег со своих одеял и приводили в порядок свое жилище в ожидании следующей непогоды.

Необходимо отметить при этом, что когда мы оказывались покрытыми снегом, мы совершенно переставали ощущать холод. Иногда ветер бывал так неистово силен, что один раз, например, некоторых из наших людей, которым пришлось выйти из землянок за естественной нуждой, несомненно унесло бы в море, если бы они не догадались броситься на землю, изо всех сил ухватиться за камни и другие находившиеся на земле предметы и остаться лежать, не двигаясь с места до окончания шквала.

Меня самого как-то раз перебросило ветром через крышу нашей землянки, которая была покрыта брезентом, установленным под углом примерно в 33 градуса. Я ухватился изо всех сил за что-то и закричал во весь голос, призывая на помощь товарищей.

Тут из землянки вышли два матроса и с превеликим трудом доставили меня в землянку и сами еле-еле туда забрались. Я считаю, однако, что в значительной степени эти перечисленные мной происшествия с людьми, едва не пострадавшими от ветра, следует отнести за счет нашей общей слабости и истощения от болезни.

Нам пришлось также в течение зимы, проведенной на острове, пережить два довольно сильных землетрясения, от которых изрядно пострадали наши жилища, то есть землянки, вырытые в песке: они почти целиком заполнились осыпающимся песком. Многие наши люди, бессильные после перенесенной болезни, во время землетрясения крепко спали, а проснувшись, увидели, что засыпаны с ног до головы песком.

К счастью, их удалось быстро раскопать, так как землетрясение продолжалось недолго. Впоследствии, вернувшись с острова на Камчатку, я навел справки и узнал, что как раз в то же время и там наблюдалось землетрясение, а ведь мы находились в то время на расстоянии не менее тридцати немецких миль от Камчатки.

К марту количество морских бобров стало сильно уменьшаться, оставшиеся весьма отощали и, в результате постоянной охоты на них, стали так пугливы, что не было никакой возможности подобраться к ним на необходимое расстояние: как только им случалось увидеть человека хотя бы в ста саженях, они немедленно бросались в воду, между тем как в первое время легко было подходить к ним даже на десять или пять саженей, и они не проявляли никаких признаков страха.

Мы нашли, однако, другой источник питания, а именно морских котов, которые в таком количестве выходили на западный берег острова, что весь он был, если можно так выразиться, вплотную ими покрыт. Мясо их, однако, тоже весьма отвратительная пища, так как оно обладает очень сильным и острым запахом, напоминающим запах старого козла. Жир их желтого цвета, а мясо жестко и жилисто.

Как оно ни было противно, нам пришлось целых два месяца питаться исключительно им. Когда морские коты в начале мая исчезли, уйдя в открытое море, мы стали бить тюленей, которых на этих островах тоже водится превеликое множество. Затем, как и весной, прибило к берегу тушу еще одного кита, длиной она была семь саженей, а по сохранности оказалась в несколько лучшем состоянии, чем туша первого кита. Поэтому мы считали себя хорошо обеспеченными продовольствием.

Я чуть не забыл упомянуть, что в числе морских животных, которых мы промышляли для пищи, было убито нами несколько молодых морских коров. Мясо их по сравнению со всеми прочими мы нашли самым лучшим, ибо оно очень приятно на вкус.

Оно также отлично действовало на наше здоровье, ибо от постоянного питания мясом других морских зверей все мы страдали запорами и тяжестью в желудке, а мясо морских коров действовало противоположным образом, так что мы от него почувствовали большое облегчение.

До сих пор я рассказывал о том, что именно мы употребляли в пищу в течение всей зимы. Расскажу теперь полноты ради также и о том, что мы потребляли в качестве питья. Пили мы большею частью чистую воду, которая, на наше счастье, в изобилии доставлялась небольшим ручьем, протекавшим в непосредственной близости от нашего лагеря.

Вода из этого ручья оказалась довольно приятной на вкус и вполне здоровой, что немало содействовало нашему излечению. Пока земля была покрыта снегом, мы раскапывали снег и искали брусничные листья. Найдя их, мы основательно отваривали их в кипятке и пили этот настой вместо чая.

Как только, однако, сошел снег и из земли стали показываться зеленые растения, мы стали собирать различные травы и варили из них чай. Большую услугу оказал нам при этом адъюнкт Стеллер, отличный ботаник, который собирал различные растения и указывал нам разнообразные травы; из них мы приготовляли чай, а некоторые травы употребляли в пищу, что приносило заметную пользу нашему здоровью.

Могу с полной достоверностью засвидетельствовать, что ни один из нас не почувствовал себя вполне здоровым и не вошел в полную силу, пока не стал получать в пищу и вообще пользоваться свежей зеленью, травами и кореньями.

Между тем приходил к концу март 1742 года. Земля почти полностью очистилась от снега, все наши люди были на ногах, наступало, значит, время обсудить, каким способом или каким образом мы могли бы спастись из этого гиблого места. Я приказал всей оставшейся в живых команде, числом сорок пять человек, собраться, чтобы иметь возможность поговорить с ними всеми одновременно. Каждому из них не только было позволено, но даже предложено откровенно высказать свое мнение, с тем чтобы единодушно выбрать наиболее подходящее решение.

Я указал, что все мы терпим совершенно одинаковые бедствия и что последний матрос так же горячо желает избавиться от гибели, как и первый офицер, а потому следует нам всем, единой душой и единым сердцем, дружно помочь в общем деле, а если только мы сами выполним все как следует, то Бог не откажет в своей помощи, так как он помогает везде и всегда лишь тому, кто сам себе помогает.

При обсуждении были высказаны различные мнения. Некоторые предлагали соорудить из паруса палубу для нашей открытой шлюпки и, насколько возможно, подготовить ее к походу в открытое море, а затем послать ее с командой в пять-шесть человек прямо к западу, с тем чтобы, добравшись до Камчатки, команда дала там знать о нас и позаботилась послать нам суда, необходимые для нашего спасения.

Другие полагали, что следует приложить все усилия к тому, чтобы снять с мели судно и вывести его на глубокое место, а затем продолжать на нем наше плавание. Я возражал против обоих предложений по следующим соображениям. Что касается предложения об отправке шлюпки, то я не считаю этого предложения совершенно неприемлемым, и, быть может, если не удастся найти и осуществить другого, более надежного средства спасения, придется решиться на посылку шлюпки.