Александр Лебедь - За державу обидно Страница 65

Стройки сочетались с интенсивной боевой подготовкой. Как-то очень незаметно мигнуло и кончилось показавшееся очень коротким лето, в течение которого я все собирался искупаться в Волге, да так и не собрался. Опять наступила проверка, на которой я получил максимум удовольствия. Проверяло меня уже не управление дивизии, а управление боевой подготовки ВДВ во главе с генерал-лейтенантом Освальдом Миколовичем Пикаускасом. Освальд Миколович известен в воздушно-десантных войсках как человек абсолютно неподкупный, глубоко знающий свое дело, беспристрастный, скрупулезный. На тот период второй ротой командовал Арунас Тамаускас, а водителем у меня был Гиринтас Лаяускас, благодаря чему родился каламбурчик: сдает Тамаускас, принимает Пикаускас, возит Лаяускас. Перипетии самой проверки есть смысл опустить. Проверка - она и есть проверка. Важен результат. Полк был оценен "хорошо", да еще не кем-нибудь, а самим генералом Пикаускасом. Оценен "хорошо" впервые за последние лет пятнадцать. У меня были все основания гордиться проделанноймною работой.(

Опять парад, тренировки, нервотрепки, разборы... концерты!

На ночной тренировке на Красной площади командующий ВДВ генерал армии Сухоруков, как бы походя, задал вопрос: "Как вы смотрите на то, чтобы стать начальником штаба Кировабадской дивизии?" "Поеду, куда Родина прикажет", сказал я.

На этом разговор закончился, тема была исчерпана, но, зная по опыту, что командующий ничего зря не говорит, я начал исподволь готовиться к тому, чтобы к началу нового учебного года возглавить штаб славной 104-й воздушно-десантной дивизии, дислоцирующейся в солнечном Кировабаде Азербайджанской ССР.

Кончился парад, я опять вернулся в Кострому, захлестнула, закрутила обычная армейская текучка рабочего периода, разговор как-то забылся. Отголоски разговора явились совершенно неожиданно, в виде приказа от 10 декабря 1986 года о назначении меня заместителем командира 76-й воздушно-десантной дивизии во Пскове. Кадровики мне потом конфиденциально сказали: "Если бы ты не ответил так, как ты ответил - молниеносно и без сомнений, еще б минимум, год командовал полком. И все равно, скорее всего, оказался бы в Кировабаде. Ну, а ответил - получи Псков".

Если полк проводил меня очень тепло и душевно, да и у меня, чего греха таить, щемило то место, где предположительно должна быть душа, то костромская погода сделала все, чтобы максимально усложнить мне задачу по сдаче дел и должности.

Все две недели, что я сдавал полк подполковнику Е.Ю.Савилову, мороз колебался в пределах 39 - 44 градусов. Полетело отопление в столовой, пришлось срочно убирать батареи, варить "гребенки", развернув одновременно пункты довольствия и питая людей в казармах. Но все проходит. Полк я сдал. Тепло с ним попрощался и убыл к новому месту службы.

20 января 1987 года представился командиру дивизии полковнику В. С. Халилову. Надо сказать, забегая вперед, что Вячеслав Салихович - человек, безусловно, талантливый. Командир, что называется, вт Бога, организатор высокого класса. Служба с ним мне очень многое дала. Это был человек чуть ниже среднего роста, широкоплечий, с мощными руками и торсом. Говорили о нем в дивизии с любовью, подшучивали: "Проще перепрыгнуть, чем обойти". Он являл собой образец искрометной энергии, деловитости, неиссякаемого организаторского таланта. Где появлялся Халилов все начинало крутиться и вращаться минимум в два раза быстрее. Благодаря ему я понял, что старые, полушутливые принципы работы заместителя: командир работает - не мешай, отдыхает - помогай, командира ругают - отойди в сторону, хвалят - встань рядом, мягко выражаясь, не совсем верны. Халилов сумел в короткие сроки добиться такого положения, когда он, комдив, его заместители, ведущие начальники родов войск и служб стали единым монолитным механизмом, где у каждого было свое "я", но каждому позволено было тянуть одеяло на себя ровно на столько, на сколько это требуют интересы общего дела. Если генерал Ф. И. Сердечный строил работу с заместителями, искусственно поддерживая дух соперничества, зачастую нездоровый и даже конфликтный, у него были любимцы, и были люди, которых он просто терпел в силу служебной необходимости, то здесь были все Офицеры. Если у Сердечного все строилось, по-русски говоря, "на горле", на грубости, сплошь и рядом переходящей в хамство, на унижении офицера и смешивании его с грязью, то полковник Халилов был его полной противоположностью. Умение выслушать человека, умение нацелить на выполнение одной общей задачи, умение четко определить каждому место и объем работы, редкий талант - поставить даже самую трудную задачу таким образом, чтобы подчиненному она не казалась трудной. И все это полковник Халилов. Красиво он командовал дивизией.

Заместителем командира дивизии я был один год и три месяца. Есть о чем поговорить, многое можно вспоминать. Ограничимся несколькими эпизодами. В феврале 1987 года на полигоне Струги Красные я занимался подготовкой к полковым тактическим учениям с боевой стрельбой, готовил мишенную обстановку. Местность на полигоне очень сложная, резко пересеченная; лес, кустарник, а главная трудность состояла в том, что прямо перед рубежом предполагаемой атаки протекала речонка под названием Курея, неширокая, извилистая, мелкая, никогда не замерзающая, местами с крутыми, местами с заболоченными берегами. На первый взгляд, препятствие вроде и не значительное, но коварство ее было известно многим поколениям командиров, проводивших на том полигоне учения. При всей ничтожности Курея требовала к себе самого уважительного отношения. Наплевательское отношение было чревато срывом графика этапа боевой стрельбы, а это всегда лишняя и никому не нужная нервотрепка. Короче, наряду с мишенным полем надо было готовить проходы для техники и людей. Просчитав возможности, я уяснил себе, что к указанному сроку имеющейся в моем распоряжении инженерной техникой я задачу не выполню.

Позаботился о том, чтобы железнодорожным транспортом мне были переброшены два путепрокладчика БАТ-М. Путепрокладчики прибыли, руководить их работой я назначил подполковника Лапшина, заместителя командира 234-го полка. Надо сказать, что Лапшин как человек, мягко выражаясь, был странноват. Очень высокого, более 190 см, роста, он, как правило, всегда находился под рукой, важно, как журавль, расхаживая в каком-нибудь углу дивизионного полигона, в то же время умудрялся занять какую-то отстраненную позицию, систематически пытаясь поставить дело так, что боевая подготовка подчиненных ему батальонов вроде как не прямая его обязанность, а он при ней присутствует в роли то ли инспектора, то ли "ооновского" наблюдателя. Посему на первых порах нередко случались недоразумения следующего порядка. Вопрос комбату: "Почему рота не стреляет?"