Александр Каревин - Исторические шахматы Украины Страница 65

Вряд ли такие мелкие пакости могли утешить их автора. Зато утешали его успехи. А они у Оглоблина тоже были. Так, он первым в УССР получил степень доктора истории украинской культуры. Получил, разумеется, по знакомству. Помог новый приятель – Михаил Слабченко (они сошлись на почве неприязни к Грушевскому). Защита докторской проходила туго. Оппоненты отмечали слабость работы Александра Петровича, но Слабченко продавил нужный вердикт.

Потом степень долго не утверждали в Укрглавнауке (чиновников смущало, что у новоявленного «доктора истории» нет высшего образования). Однако личные связи и здесь взяли верх. Медленно, но уверенно преодолевал Оглоблин препятствия. Вот только главные неприятности ждали его с другой стороны.

Арест

Арестовали Александра Петровича в конце 1930 года. Нет, в контрреволюционной деятельности его не обвиняли (тут оглоблиноведы привирают). Под подозрение попал брат жены – Александр Фролов, живший с Оглоблиными под одной крышей. А Александра Петровича чекисты взяли, чтобы получить сведения о его шурине. И не ошиблись.

Перепуганный насмерть (наличие контрреволюционера в семейном кругу могло означать крах карьеры), Оглоблин уже на первом допросе отмежевался от родственника и вывалил следователям кучу компромата на него. Фролов, дескать, ярый монархист, пособник белогвардейцев, типичный купеческий сынок и т. п. Вспомнил Александр Петрович и о другом брате жены – Иване, который, по его словам, также являлся заядлым антисоветчиком. Себя же Оглоблин винил только в том, что по причине громадной загруженности общественной работой просмотрел появление классовых врагов в своем доме. «Честью советского ученого» клялся он в верности режиму, указывал на былые заслуги перед властью и обличал, обличал, обличал…

Эти «обличения» сыграли свою роль – братьев Фроловых расстреляли. Александра Петровича можно было отпускать. Но его неожиданно понесло. Доказывая свою верноподданность, Оглоблин принялся «свидетельствовать» против коллег-ученых. Донес на всех, даже на тех, которые считались его друзьями. О каждом вспомнил что-то компрометирующее, каждого объявил врагом советской власти (если не действительным, то потенциальным). Следователям оставалось только слушать…

Нужно особо подчеркнуть: эти показания не вырывались у Александра Петровича под пытками, их не выбивали из него палачи НКВД. Он «стучал» сам, опасаясь за карьеру. И данное обстоятельство характеризует его ярчайшим образом.

Наконец, спустя три месяца, поток «откровений» иссяк. Оглоблина выпустили на волю. Правда, неприятности на этом не кончились. Встревоженное арестом Александра Петровича и не знающее сути дела его институтское начальство поторопилось запустить машину «общественного осуждения», которую нельзя было остановить сразу. Оглоблину пришлось покаяться в ряде ошибок. Но теперь на такие мелочи можно было не обращать внимания. Главное – он был на свободе и мог дальше доказывать свою верность и полезность режиму!

«Чистильщик»

И ведь доказывал! Всюду, где работал Александр Петрович (периодически его переводили с места на место), он устраивал политические «чистки», разоблачая «врагов народа» (в том числе «украинских буржуазных националистов»). Именно Оглоблин возглавлял комиссии, занятые идеологической «проработкой» сотрудников (бывало, после таких «проработок» людей сразу арестовывали органы НКВД). Активное участие принял он и в разгроме «фашистской школы Грушевского». Михаила Сергеевича, все еще обладавшего статусом неприкосновенности, перевели с повышением в Москву, но на его учеников в Украине развернулась настоящая охота. Тут уж Александр Петрович отыгрался за давнишние обиды…

Расправился он и со своим бывшим (из студенческих времен) научным руководителем, известным историком Митрофаном Довнар-Запольским. В подленькой статье «благодарный» ученик обвинил старого профессора в связях с западными империалистами, в «национализме» (русском, украинском и белорусском одновременно), вспомнил о его сотрудничестве с деникинцами, обозвал «обломком капиталистического прошлого на советском пространстве», «мастером двурушничества», «фашистом» и т. д. (Кстати, досталось в статье и другому «фашисту», бывшему покровителю, к тому времени уже репрессированному Михаилу Слабченко.)

Когда Довнар-Запольский прочитал оглоблинский опус, его больное сердце не выдержало… А Александр Петрович искал уже новую «мишень»…

Мимоходом занимался он и «наукой». Это потом, в эмиграции, Оглоблин будет жаловаться, что идеологический пресс мешал ему создавать подлинно научные работы. Тогда же, в 1930-х, свои писания он считал шедеврами, даже требовал выдвижения их на соискание Сталинской премии. И хоть премию ему не дали, карьера была успешной. Александр Петрович выбился в начальники, замаячила перспектива стать академиком. Но наступил 1941 год…

Война

Когда фронт приблизился к Киеву, власти начали эвакуировать деятелей науки. Эвакуировали согласно специальному списку, куда включали только крупных ученых. А Александра Петровича не включили. Это обидело его до крайности. Скорее всего, обида и побудила Оглоблина ждать немцев. И не просто ждать. Вступившие в Киев фашистские войска он встречал в первых рядах, хлебом-солью.

Усердие заметили, оценили. Александра Петровича назначили киевским бургомистром.

Напрасно сегодня оглоблиноведы оправдывают сотрудничество своего героя с оккупантами. Оправдывать (и то не всегда) можно пострадавших от большевистского режима или его идейных противников. Ни к тем ни к другим Оглоблин не относился. Его кратковременный арест и связанные с ним неприятности большевики компенсировали с лихвой. Всевозможные блага сыпались на Александра Петровича как из рога изобилия. Только благодаря советской власти этот деятель без способностей и образования получал должности, степени, звания. И предавал он теперь эту власть не по идейным соображениям, а приспосабливаясь к изменившимся условиям.

Тем не менее новая карьера не заладилась. Вопреки утверждениям оглоблиноведов администратором Александр Петрович оказался слабым (это признает даже симпатизировавшая ему историк Наталья Полонская-Василенко). Хозяйственных проблем он решить не смог (да, наверное, и не мог – возможности были только у немцев). Конечно, Оглоблин старался. Составил по заданию гитлеровцев перечень военных объектов города. Подготовил списки киевских евреев для массовых казней. Кстати, удобное место для расстрелов – Бабий Яр – подсказал нацистам тоже он. Однако…

Оглоблиноведы тщательно обходят стороной вопрос о причине увольнения своего кумира с поста уже через месяц после назначения. Говорят что угодно, только не правду. А все было банально. Немцы обнаружили, что в возглавляемой бургомистром городской управе производятся махинации с имуществом расстрелянных евреев. Вызванный на допрос в гестапо Александр Петрович со страху упал в обморок. На его счастье, оккупанты были брезгливы. Об Оглоблина мараться не стали, просто выгнали.