Микаэл Налбандян - Карен Арамович Симонян Страница 66

Бродя по окрестным селам, он изучал местные диалекты, размышлял о путях и перспективах создания единого общенационального языка.

Местные говоры и диалекты, по глубочайшему убеждению Налбандяна, имели громадное значение для досконального изучения, создания и развития нового языка, как, впрочем, и для осуществления идеи будущего единства.

Если не прислушиваться к народу, если втискивать новые ростки языка в отжившие и мертвые формы, иначе говоря, если идти в добровольное рабство к старому языку, то бесполезно думать о создании и развитии нового. Но это не означает, конечно, что, избавившись от пут и плена древнего языка, нужно втискивать новый народный язык в ярмо того или иного диалекта. Применение в качестве общенационального языка какого-либо местного или провинциального диалекта не имеет практической ценности, и любые попытки, направленные на превращение диалекта в общенародный литературный язык, обречены на провал. Новый, единый национальный язык, который должен стать могучей объединяющей силой, надо было развивать, не отрываясь совершенно от древнего языка, но и не подпадая в плен местных говоров или чужих языков.

В таких раздумьях шагал по дорогам древней страны своих предков Микаэл Налбандян, а в ушах его звучали пламенные слова мученика Абовяна: «О язык, язык!.. Если б не язык, чем бы тогда был человек?..»

Язык и цивилизация представляют собой удивительную и уникальную гармонию, был убежден Налбандян. Как варварский народ не может иметь возвышенного и прекрасного языка, так и язык просвещенной нации не может быть варварским…

Язык — это сосуд, с помощью которого человек сливает свои мысли с мыслями других людей. Язык — это мост, через который взаимопроникают и взаимодействуют идеи и мысли. И даже больше: именно в национальном языке, обретая форму и содержание, сохраняют свою сущность и качества национальный дух и сердце нации… И все-таки мало только развивать новый язык и вообще изучать армянский. Даже если мы достигнем своей цели, то нацию этим не просветим. Но это первая ступенька на пути к просвещению, и без нее не может быть пути наверх.

«У нашей нации нет ничего и все надо начинать сначала» — вот истина, от которой в отчаянии могут опуститься руки. «Но пусть не отчаиваются малодушные, что армяне, не имея ничего, уже погибли». Нет, мы еще не погибли! Но, не сознавая своего достоинства, не имея твердости духа, не желая понять, что будущее нации в нашем единстве, стыдясь говорить по-армянски, льстиво и подобострастно отказываясь от национального мышления, мы вступаем на страшный путь, который может привести только к гибели.

…Эти раздумья и тревоги могли ввергнуть в панику и отчаяние менее твердых. Но Микаэл, как всегда, спокойный и последовательный, не только занимался текущими своими делами, но и не упускал времени и случая приобщиться к тем огромным духовным сокровищам, которые хранились в Матенадаране[29] Эчмиадзина. Историки и философы, ученые и поэты в тишине и таинственной полутьме Матенадарана протягивали из глубины своих веков руку помощи Микаэлу Налбандяну, разделяя его тревоги и развеивая сомнения… Его утешал историк V века Казар Парпеци, живший в селе Парипи, неподалеку от Эчмиадзина. «Послание» Парпеци находило горячий отклик в душе Микаэла, создавая удивительную связь между сердцами этих разделенных многими веками, но озабоченных почти одними и теми же вопросами мыслителей… Утешал Микаэла и первый Учитель армян, чей прах покоился тоже совсем близко от Эчмиадзина, в селе Ошакан… И Микаэл как благодарный его ученик не мог не совершить паломничества к его святой могиле.

Можно представить то благоговение, с которым отправился Микаэл в Ошакан… Какие слова благодарности и признательности шептали его губы, какие мысли рождались в его голове на этом пути — мысли о пришедшем из-туманной дали веков его народе, о непостижимой тайне его жизнестойкости, о будущем его нации?.. И мог ли он даже представить то, что так безжалостно поразит его в Ошакане? Вряд ли… Во всяком случае, не ожидал Микаэл такого равнодушия и небрежения к памяти создателя армянского алфавита, первого Учителя, этого истинного воителя, давшего своему народу самое могущественное оружие в борьбе за существование.

Увы!.. И храм и могилы первого Учителя Месропа Маштоца и великого князя Вагана Мамиконяна находились в полнейшем запустении.

И откуда только берется такое каменное равнодушие к своим духовным и культурным ценностям? Неужели нельзя понять, какие поистине роковые потери приносит оно?..

…Вместо прекрасного храма, воздвигнутого князем Ваганом Мамиконяном, Микаэл увидел жалкое полуразвалившееся строение. Чтобы подойти к гробнице Маштоца, он вынужден был буквально «вползти под алтарь» и «при свете свечи в кромешной мгле» разглядеть надгробный камень. Народ, которому Месроп Маштоц принес письмена, поленился «даровать этой скромной могиле несколько буковок». Чуть в стороне лежал еще один «такой же бесприютный и простой камень». Жалкий сельский священник рассказал, что это могила Вагана Мамиконяна. Того самого Вагана Мамиконяна, который «дал народу жизнь и стал защитником отчизны». И этот самый народ не пожелал поставить приличное надгробие на его могилу!..

И вдруг родилось стихотворение… Вернее, то была очередная оплеуха, звук которой донесся от склонов Арарата до всех уголков мира, где жил хотя бы один армянин, долетит он через бездну времени и до нас, как достигнет и наших потомков…

восклицал Микаэл Налбандян.

Таков уж был он — Микаэл Налбандян. Герольд, пробуждающий нацию от сна, и просветитель, справедливый судия и неподкупный хранитель духовных ценностей, всегда безвинно обвиняемый и великий патриот…

…Хотя Арутюн Халибян и Габриэл Айвазовский приложили массу усилий, чтобы сорвать путешествие Микаэла и послать в Индию своего человека, несмотря на го, что с этой целью ими была приведена в действие даже полицейская машина, несмотря на все попытки оклеветать Налбандяна перед пастырем всех армян, — несмотря ни на что, католикос Маттеос 10 октября 1860 года утвердил все полномочия Микаэла: