Андрей Кручинин - Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память Страница 66

В самом деле, «революционная демократия», в своем развитии дошедшая от Керенского до Ленина, представлялась Александру Васильевичу настолько отвратительной, что даже смерть от рук этих разрушителей России он уподоблял перспективе «быть заживо съеденным домашними свиньями». Не находя для себя возможной службу этой власти, вряд ли он мог даже гипотетически считать такую службу обязательной или хотя бы приемлемой для патриотически настроенного офицерства. Так неужели адмирал всерьез рассчитывал, что будущую победоносную войну и возрождение державы подготовят безвольные или беспринципные оппортунисты, избравшие путь сотрудничества с большевиками? И не более ли оправданным кажется предположение, что Колчак имеет в виду не какую-то неизвестно откуда взявшуюся и непонятно кем подготовленную, абстрактную «войну вообще», а сознательную и целенаправленную борьбу против «революционной демократии» тех сильных и любящих свое Отечество, кому «тяжкий млат» окажется по руке?

Но тогда почему же сам Колчак выбирает для себя другой способ борьбы, до некоторой степени приближающий его к пресловутому положению «кондотьера»? Одна из версий как будто намекает на ответ, обращая внимание на обстоятельства нового назначения. Современный английский автор, признавая неосведомленность о планах своего командования («какую именно службу имел в виду для Колчака Генеральный штаб, теперь неизвестно и вряд ли когда-либо прояснится»), подчеркивает, что «в те самые дни, когда рассматривалось предложение Колчака, в Лондоне приняли решение отправить из Багдада на Кавказ военную миссию под руководством генерала Денстервилля [53]. Отряд англичан под командованием Денстервилля, как выяснилось позже, должен был взаимодействовать с маленьким, но отважным русским контингентом в Северной Персии, отказавшимся признать Брестское перемирие. Вполне вероятно, Колчаку отводилась некая роль в этом смелом предприятии, главной целью которого было не дать туркам захватить контроль над бакинскими нефтяными скважинами и создать на берегах Каспийского моря плацдарм для наступления на Индию».

Под «русским контингентом» здесь явно имеется в виду партизанский отряд войскового старшины Л.Ф.Бичерахова, который оперировал в Персии и Турции против турецких войск и подстрекаемых ими местных повстанцев-курдов. 28 ноября 1917 года, невзирая на действия большевицкого правительства, направленные на заключение мира, Бичерахов заявил о своем решении «считать все переговоры о мире предательскими как относительно России, так и в отношении наших верных союзников», и продолжать войну. Заметим, что тогда же стали распространяться слухи о его формальном переходе на английскую службу, хотя документального подтверждения они как будто пока не имеют.

Таким образом, планы использовать Колчака в «миссии Денстервилля» представляются вполне вероятными, но сам Александр Васильевич вряд ли что-либо знал об этом. Сведения его о «русских войсках» на месопотамском театре, насколько можно судить по сохранившимся записям, ограничивались лишь констатацией того факта, что «стратегическое положение после революционизирования Кавказской армии представляется… крайне тяжелым». «У меня нет никаких претензий или желаний относительно положения и места, кроме одного – сражаться – to fight [54]», – излагал он тогда же свою беседу с английским послом в Японии. – «… Я лично не желал бы служить в английском флоте, ибо Великобритания располагает достаточным числом блестящих адмиралов и офицеров и по характеру морской войны надобности в помощи извне не имеется. Но мне бы доставило чисто нравственное удовлетворение служить там, где обстановка тяжела и где нужна помощь, где я не был бы лишним. Пусть Правительство Короля смотрит на меня не как на вице-адмирала, а солдата, которого пошлет туда, куда сочтет наиболее полезным».

Попутно заметим, что не нужно искать в этих словах наигранность или позерство, хотя ощущение горечи и обиды в них безусловно присутствует. При поступлении в британский флот Колчак и его новое начальство действительно оказались бы в ложном положении – поручить ему самостоятельное командование вряд ли сразу решились бы, роль младшего офицера была для русского адмирала явно мала, а прикомандирование к чьему бы то ни было штабу или управлению не соответствовало бы намерениям самого Александра Васильевича «to fight». Поэтому назначение на сухопутный фронт представлялось наиболее приемлемым.

Но дело даже не в этом, а в том, что из рассуждений Колчака очевидно следует: конкретных перспектив своего участия в продолжавшейся войне он себе не представлял и планов возглавить или по крайней мере присоединиться именно к непокорившимся большевизму русским войскам не строил. Поэтому были там такие войска или их не было, рассчитывало английское командование в связи с ними на Колчака или не рассчитывало – с субъективной точки зрения значения не имеет. Но как же тогда увязать просьбу адмирала о принятии его на британскую службу с упованиями на возможность продолжения русской борьбы?

Не требуя такого увязывания императивно (в конце концов, человек далеко не всегда бывает последователен в своих побуждениях и поступках), обратим внимание на еще одну фразу из черновых записей Александра Васильевича. «Я хочу продолжать и участвовать в войне на стороне Великобритании, т. к. считаю, что Великобритания никогда не сложит оружия перед Германией», – пишет он, продолжая: «Я желаю служить Его Величеству Королю Великобритании, т. к. Его задача, победа над Германией, – единственный путь к благу не только Его страны, но и моей Родины».

Вряд ли следует считать Колчака «принципиальным» германофобом – к необходимости борьбы против Германии он подходит, в сущности, с русской точки зрения. Большевики были бы ничем, если бы не целенаправленная немецкая помощь, за которую расплатились и продолжают расплачиваться русскими интересами и русским достоянием, – рассуждает Колчак; а следовательно, сокрушение Германии оставит без мощной внешней поддержки революционных узурпаторов, которым после этого предстоит лишь «захлебнуться в собственной грязи» или «утонуть в собственной крови». Именно на службу этой, основной в его понимании, задаче стремится отдать свои силы русский адмирал, – отнюдь не отрицая значения и необходимости другой борьбы, которая уже начиналась в это время в России.

Вестником оттуда к Колчаку, застрявшему в ожидании парохода в Шанхае, неожиданно прибыл незнакомый ему поручик Жевченко, командированный другим незнакомым адмиралу, но уже известным нам по Петрограду молодым офицером – есаулом Семеновым.