Сергей Михеенков - В донесениях не сообщалось... Страница 67

После ребята рассказали: полез на нейтралку, хотел, видимо, трофеи какие-то собрать… А власовцы его и прихватили. В нашу форму одеты были.

И куда его, дурака, понесло?.. Война-то уже кончалась.

— Родился я в селе Великий Самбор Конотопского района Сумской области. В армию меня призвали в 1939 году. Через год был направлен в Подольское стрелково-пулеметное училище. Но ни стрелком, ни пулеметчиком я не стал. А стал танкистом. И не просто танкистом, а техником-лейтенантом. Войну начал командиром разведроты 1З-го отдельного разведывательного бронетанкового батальона.

После Сталинграда, летом сорок третьего, нас перебросили под Сухиничи. До Сухиничей нас везли по железной дороге. Разгрузились и дальше пошли своим ходом — на Думиничи, на Жиздру, на Людиново. Мы заходили на исходные. Готовились к большому сражению. Орловско-Курская дуга дотянулась и до Жиздры.

Вскоре оказались под Орлом.

Поступил приказ: добыть языка. Сформировали группу, выехали на бронемашине. Потом пошли пешком. Немцы уже отступали. Наша пехота преследовала их.

Вскоре мы разделились. Я остался один.

Прошла группа наших солдат. Спрашиваю их: кто, мол, и откуда? Они мне: такие-то. Иду дальше. Навстречу другая группа. «Ребята! — кричу. — Немцы далеко?» Они остановились. И слышу: залопотали по-немецки. И — на меня. Руки мои отнялись, ноги замлели. Немцы! Так, думаю, пошел за языком, а самого сейчас на веревке поведут… А голова работает четко. Автомат? Автомат за спиной. Поздно. Пистолет? Пистолет за ремнем. Поздно. Выхватил финку и одному, переднему, ударил в грудь. Потом другому и третьему животы распустил. А трое подняли руки. Они были из разбитой отступавшей части. Заблудились. Среди пленных оказался офицер.

Когда я их привел и рассказал о схватке на дороге, в штабе батальона не поверили. Выслушали мой доклад, посмеялись. Пленных, правда, тут же отправили в штаб полка.

А вот когда я воевал уже на 1-м Украинском, произошел такой случай.

Мы были на марше. И вдруг впереди увидели: навстречу развернутым фронтом движутся танки и пехота. Ну, попали… Танки с пехотой — страшное дело. Вскоре выяснилось: танки-то — наши! «Тридцатьчетверки» гнали немецкую пехоту. Да и эта немецкая пехота тоже оказалась не совсем немецкая…

Начали мы им помогать.

Я вылез из танка и стал гоняться за одним немцем. Поймал его. А он мне — по-русски! То есть матюжиной! Повел его в штаб, ухаря такого. Уже привел. И тут спрашиваю: «А откуда ж ты?» Зачем я его спросил?. Теперь вот казню себя. «Из Сумской области», — говорит. Я ему: «Ну, тогда здорово, земляк!» И кулаком своим — промеж глаз. Так он больше и не поднялся.

А рядом стояло начальство: командир нашего корпуса и командир бригады. Вот тогда-то они и поверили, что я под Орлом с шестерыми немцами справился. Узнали меня. «А, — говорят, — это ты тот самый лейтенант, который немцев на дороге захватил?»

Силенка у меня тогда была. Молодой, здоровый. 106 килограммов! Попробуй останови такого!

— Мы уже шли по Венгрии. И где-то под небольшим городком натолкнулись на сильное сопротивление немцев. С неделю уже шли легко. Немец держался не особо прочно. Подойдем, нажмем, пленных захватим — и дальше. Потерь не было. А тут как на камень в темноте наскочили…

Бьют из орудий. Пулеметный и минометный огонь — ну прямо стеной! Смотрим, пошли наши штурмовики. Пролетели над передовой, в немецком тылу через минуту-другую загремело. Накрыли позиции артиллерии. Ну, думаем, теперь полегче станет. Да где там! Лупят и лупят ПТО.

И вот подняли нас. Рота пошла. Мой взвод тоже пошел. А нашей стрелковой роте в это время на период наступления для усиления придали несколько танков Т-34. Нашему взводу были приданы две «тридцатьчетверки». С танками пехоте наступать хорошо. Во-первых, когда поднимаемся и идем, за ними, за этими бронированными громадинами, можно прятаться от пуль. Во-вторых, стоит только где-нибудь проявиться пулемету противника, как туда тут же улетала пара-тройка осколочных. И мы уже беспрепятственно шли дальше. Это был уже не сорок первый год.

Пошли мы за своими танками. И вскоре прорвали их оборону. Но тут, смотрим, оба наших танка куда-то исчезли. Ушли правее. А там во время прорыва загорелась одна «тридцатьчетверка». Где-то примерно в полосе наступления третьего нашего взвода. Ярко так вспыхнула. И потом взорвалась. Танки так редко горят. А тут как факел. И вот туда куда-то и сместились наши танки.

Я пошел узнать, что случилось. Надо же дальше наступать, а взвод остался без поддержки.

Пробежали мы со связным Петром Марковичем молоденький березнячок. Ага, вот они, наши танки стоят. Сразу обратил внимание: стоят как-то странно. Кучей. Пять или шесть сгрудились.

Подходим. Две «тридцатьчетверки» стоят углом. И там танкисты зажали шестерых немцев. Подходим ближе: никакие это не немцы, потому что трое из них калмыки, глаза узкие, степные. Тут мы и разглядели их нашивки: РОА. А, вот оно что.

Я — к лейтенанту-танкисту. А он уже с автоматом стоит. Лицо злое — не подходи… Увидел меня: «Сейчас, лейтенант, поговорим с этими и дальше пойдем». — «Кто они?» — спросил я танкиста. «Да вот, противотанковый расчет. Пашку Фомина сожгли. Семь снарядов выпустили. Весь экипаж погиб». — «И что вы собираетесь с ними делать?» — «А вот сейчас и решим».

Кругом одни танкисты. Пехоты нет. Власовцы успели подбить только один наш танк. Их орудия тут же раздавили, а самих погнал и по березняку. Вот за ними-то наши танки и кинулись. И вот поймали.

«Что, шкуры, — говорит им лейтенант. — Пашку Фомина я вам так и так не прощу». И тут один из калмыков ощерился зло, что-то по-своему закричал и так ловко кинулся на лейтенанта, что никто ничего и сообразить не успел. Как кошка. Лейтенант его отбил прикладом. Добавил сапогом. Тот встал. Лицо все в крови. Лейтенант вскинул автомат и повел очередью. Все так и повалились. Кроме одного. Этот — русский. Стоит молча, руки опустил. Лицо белее мела. Совсем молоденький. «А ты, — говорит лейтенант, — тоже с ними?» — Молчит. А лейтенант и говорит: «Я и тебя пристрелю. За Пашку». И вдруг тот отвечает: «Стреляй, лейтенант. Я знал, что такое будет». — «У тебя, наверное, и мать есть? И отец?» — «Да, — говорит, — есть и мать, и отец». — «И кого ж они дождутся? Шкуру немецкую? Лучше пускай думают, что ты без вести пропал». И весь остаток диска ему в грудь…

Глава 15

«Вижу цель! Атакую!»

Штурмовик Ил-2 — это легенда Великой Отечественной войны. И те, кто дрался на них, приближая нашу победу, люди особые.

Приведу статистику.

За годы войны авиационными заводами было выпущено 36 000 Ил-2. Из них 30 000 были деревянные. И только 6000 цельнометаллические.