Владислав Лебедько - Хроники российской Саньясы. Том 2 Страница 67

В: Ну, смысл, — это нечто предельное, а ценностей может быть много. Из ценностей можно что-то выбирать. Смысл выбрать нельзя. Он есть, либо его нет…

А: Смотри, смысл — это, действительно, некая предельная вещь, которую понять можно на уровне ценностей. О нем самом ничего не скажешь, — он слишком абстрактен. Он преломляется в отношении к чему-то. Любовь в отношении к чему? — К человеку, объекту, к жизни… Вот это уже ценность, то есть — опредмеченный смысл. О самом смысле можно только промычать. Так вот, превзойти смысл, превзойти миссию, — это означает тот уровень, где ты становишься со-Творцом смысла… Это уже вне логики, вне ума, я не знаю, что еще можно про это сказать…

«Дальше не понять тебе пока,Ибо здесь от слов не будет толку,Если только кисточкой по шелку,Если только птицей в облака…»

Глава 12. Андрей Минченков

Впервые об Андрее я услышал в девяносто третьем году. Как я уже писал в начале предыдущей главы, тогда мы с Андреем Фоминцевым вели группу студентов-психологов. В этой группе были двое ребят — Андрей и Денис, которые параллельно занимались у Минченкова и много нам о нем рассказывали.

В марте двухтысячного я перенес операцию — удалили аппендицит. Как это часто бывает после операции на брюшной полости — возникли спайки и другие мелкие неприятности в области живота, что сказывалось на общем состоянии и мешало качеству ежедневной психофизической практики. От одной знакомой, которая занималась у Минченкова, я узнал, что Андрей, кроме прочего, очень качественно работает с животом в телесных техниках. Это и послужило поводом для знакомства.

Качественная проработка блокировок в моем животе стала вторичным эффектом нашего общения с Андреем. После первой же встречи я понял, что Андрей — еще один Хроник — самобытный российский Мастер. Потом Минченков дал мне почитать рукопись своей книги «Структурная психосоматика», после прочтения которой я окончательно утвердился в намерении включить беседу с Андреем в книгу.

В процессе нашего общения возникло множество общих интересов, появились планы совместных творческий действий…

Беседа с Андреем видится мне логическим завершением второго тома…

Эй вы — задние, — делай как я,

Это значит — не надо за мной,

Колея эта только моя,

Выбирайтесь своей колеей…

Декабрь 2000 г

Влад: Андрей, давай начнем с рассказа о тебе, о каких-то вехах твоего Пути, а затем уже перейдем к проблемам концептуальным. Традиционный первый вопрос: с чего у тебя все началось и как развивалось?

Андрей: Да, в принципе, все достаточно просто и вехи мои во многом формально похожи и на твои, да и на путь любого серьезного консультанта… Сначала одно высшее образование — техническое, которое я выбрал совершенно осознанно, — потом второе образование — психологическое. Но, это одна сторона вопроса. А если обратиться к какой-то отправной точке, то осмысленно и осознанно я впервые начал какими-то вещами заниматься лет с пяти-шести. Я увлекся живописью и, чуть позже, историей искусства, а дальше уже философией. Неизбежным был выход на структурный анализ жизни. В школьные и студенческие годы я очень серьезно занимался историей эпохи Возрождения. Естественно, при изучении этих предметов, передо мной встали вопросы подлинности, аутентичности. Почему Леонардо и Рафаэль стали гениальными творцами, а кто-то не стал? Это ведь не только вопрос личной одаренности, — на начальном этапе кто-то их опережал… Что же произошло, что сделало Рафаэля — Рафаэлем, а кто-то из не менее одаренных людей дошел лишь до какого-то невидимого барьера и не смог перешагнуть его? Подобные вопросы меня серьезно занимали лет с двенадцати… И это было толчком к идеям развития, к собиранию и структурированию собственной личности.

В: Кроме размышлений на эту тему, было ли какое-то внутреннее делание?

А: Этому сопутствовало внутреннее делание. И было оно таким: я ходил в Эрмитаж и мог часами стоять перед картинами. Перед одной картиной я мог стоять два-три часа, пока ко мне не подходил, например, служитель и не спрашивал: «Мальчик, — с тобой все в порядке?»

В: А что происходило внутри? Что ты делал?

А: Сначала я постепенно входил в картину, я начинал жить внутри нее, осознавать себя там… Этому предшествовала серьезная подготовка: я много читал о картине, художнике, старался как можно больше узнать о Мастере. Как я это сейчас понимаю — входил в очень глубокий резонанс. Так вот, — я начинал глубоко входить в картину. Я до сих пор сохранил эту способность, — я знаю, как это делать. Так войти в картину, чтобы одновременно оказаться и внутри нее и снаружи. Эту технику я со школьных лет отшлифовывал, добиваясь глубокого телесного резонанса. Охватывается все тело и возникают очень глубокие состояния. Кстати, находясь в этих состояниях, очень легко отличить любую подделку от оригинала. Было очень интересно: я одно время занимался в школе при Эрмитаже, ходил на лекции, нам демонстрировались редкие экспонаты, — так вот некоторые картины были не атрибутированы, то есть автор был под вопросом, или автор был определен неверно, — а я уже совершенно точно знал тогда, что данную картину писал другой художник, нежели считалось. Сейчас, через двадцать с лишним лет, многие мои тогдашние догадки специалисты подтвердили.

Это, в частности, дает понимание того, что Леонардо не просто отличается от учеников его Школы, которые внешне очень похоже писали, — это принципиально иное качество. Причем, — именно другое качество жизни, что и нашло отражение на полотне. Совершенно иное качество структуры и картины и художника и состояний, которые вызывает эта картина вне зависимости от моего базового состояния, — то есть то, что называется объективным…

В: Тебя никто этому не обучал?

А: Нет. Я как-то сам научился. В раннем детстве, по-видимому, не до конца осознавая, как это происходит, а позднее, уже поняв и механизмы и технологию вхождения в картину. Важно, что я этого не забыл и еще в достаточно раннем возрасте извлек выводы… И многим другим вещам, связанным с картинами, с проникновением в произведения искусства, архитектуры я научился сам и научился еще в детстве.

До сих пор для меня источником глубоких состояний служат живопись и поэзия. Погружением в этот мир, и внутренним деланием я занимаюсь каждый день по несколько часов…