Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 2 Страница 67

…Так вот, о саркофаге. У него есть свои недостатки, они общеизвестны, мы их не скрываем. Главный — это негерметичность. В саркофаге — общая дыра суммарным размером примерно 1000 с лишним квадратных метров. Сегодня мы знаем — нужен «саркофаг-два». Т. е. над «саркофагом-один» нужно воздвигнуть новый — построенный надежно, с гарантией лет на сто-сто пятьдесят. Это будет саркофаг, выполняющий многие технические задачи, одна из которых — возможность разобрать в дальнейшем «саркофаг-один», разобрать взорвавшийся блок и захоронить радиоактивные отходы в соответствии с действующими международными правилами. Я этого уже не успею, это не задача моей жизни. «Саркофаг-два» — да, я должен участвовать в этой работе, и я должен ее успеть.

Мы всё должны оставить своим потомкам так, чтобы, используя будущие достижения науки и техники, они смогли полностью устранить чудовищную опасность.

Привлечь организации других стран? Конечно, опасность не признает государственных границ. Я уезжал 20 июля из Киева, а 9-го там состоялась презентация международного конкурса на создание проекта «укрытия номер два» и реализацию этого проекта. Иностранные фирмы на очень высоком уровне приняли в нем участие.

Выглядит схема примерно так. Французское правительство выделило на первый этап проектирования 19 млн франков — на изыскательские работы. Безвозмездно. И оно эти работы итальянцам, скажем, не отдаст. Это совершенно нормально: правительство старается привлечь свой промышленный потенциал, в том числе и частный сектор, для участия в проекте.

Я знаю, что во Франции уже откликнулись очень мощные фирмы. А Германия 8 июля в Киеве делала презентацию немецкого консорциума «Чернобыль». В этот консорциум входят мощнейшие фирмы — строительные, технологические, проектные… Это все фирмы на уровне фирмы «Сименс». И таких шесть или семь. Здесь же, в Америке, кроме «Вестингауза», «Дженерал Физик Интернейшнл» — очень крупная фирма, и мы с ней контактируем довольно тесно.

Да, много времени прошло с тех пор, как мир узнал о Чернобыльском взрыве. На восьмом месяце аварии я принял станцию. Те, кто пережил эти восемь месяцев на станции, должны были на полгода уйти на обследование, лечь в больницы. Сегодня передавший мне дела по Чернобыльской станции, слава Богу, здоров и, кстати, теперь он в какой-то степени мой коллега — он президент Росатомэнергопрома, а я президент Укратомэнергопрома…

Стало быстро темнеть. От пруда потянулись клочья прохладного сырого тумана. Кроны берез на опушке рощи слились в сплошную темную полосу. Здесь, на Лонг-Айленде, так похоже на среднюю полосу России… Или — на Украину… Правильное место выбрано для дома отдыха.

К концу беседы нас настойчиво и много раз окликали из столовой, где был уже накрыт стол. И потом состоялся ужин. Именно состоялся — обильный, с неограниченным доступом к бару. А сразу после него — концерт, в большей части самодеятельный. На нем Михаил Пантелеевич Уманец, председатель консорциума Укратомэнергопром, плясал вприсядку гопак и что-то еще, подпевал нестройному хору отдыхающих и читал стихи.

Свои стихи — это из них взят эпиграф к тексту нашей беседы, которой мне показалось уместным придать вид монолога моего собеседника. Вставки же появились после — когда мне при работе над текстом удалось собрать приведенные в них данные.

Август — сентябрь 1992 г.

Сага о воде

Михаил Розенгурт

Вода благоволила литься…

Хотя, почему — только о воде? Да, в Калифорнии случилось пять засушливых лет. Пять лет подряд… Значит, прежде всего — о ней.

С минувшего декабря трижды уже обрушивались на Калифорнию ливни, переполнив собою пустые русла забытых речушек: их берега вдруг опустились и стали вровень с несущимися меж них потоками мутной воды. А в ней — оползшая с окрестных каньонов глина, обломки деревьев, смытые со стоянок трейлеры. И, порой, — тела людей, не успевших уберечь себя от нежданной беды.

Но… дожди пролились не там, где были желанны прежде всего. А могли бы — выпав снегом на горные склоны Восточной Сьерры, задержаться там, чтобы весною, стекая в долины, пополнить оскудевший водный рацион штата, называемого больше по привычке «золотым». Пока же резервуары, что хранят запасы воды, наполовину пусты. И почти одновременно со сводками о ходе спасательных работ из районов Лос-Анджелесского графства и курортной Вентуры, объявленных губернатором зоной стихийного бедствия, радио передало давно заготовленное постановление местных властей: подача воды для полива в треть северокалифорнийских агрохозяйств полностью прекращается.

Это — после таких-то ливней?..

Вот и сегодня… Второй этаж — он же последний, и мне хорошо слышно, как по крыше рассыпается внезапными порывами дробь некрупных пока капель. Дождь приходит по несколъку раз в день, и тогда перспектива окрестных улиц, открывающаяся из окон комнаты, где я работаю, делается зыбкой, неясной. Пока он несильный. Ливень обещают ближе к ночи.

А воды по-прежнему не хватает. Ее хватает только на такую вроде бы роскошь, как мытье цементных тротуаров и двориков — предмет гордости калифорнийских домовладельцев. Вот мы уже меняем сложившиеся десятилетиями привычки: например, получасовой утренний душ… теперь укладываемся минут в десять, так ведь? Или — многократный в течение суток полив клумб и газонов. Еще бы: едва наступил новый год, главный поставщик этой дефицитной жидкости — Департамент воды и электричества Лос-Анджелеса потребовал увеличения расценок на нее больше чем на десятую часть нынешней стоимости.

Вообще-то, живя в Штатах, мы научились полагаться на действенность законов экономики. Например, такого: цены на продукт могут подниматься вместе с ростом спроса на него. Оказывается — не всегда. Возьмем Лос-Анджелес. Потребление воды здесь упало, причем существенно — на треть. В результате, в казну «водяного», простите, департамента, поступило меньше денег.

Содержать многолюдную команду чиновников, ведающих распределением воды, стало не на что. Ну, и?.. Меньше работы — скромнее штат. Не в нашем случае: на три процента вода все же подорожала. Чаю мы, конечно, от этого меньше пить не станем и насовсем с утренним душем не распрощаемся, но все же…

Отвлечемся ненадолго. Вот пришло из России сообщение: газеты, из-за условий свободного рынка поставленные на грань банкротства, получат от государства субсидии. Что значит — от государства? Это значит — из карманов его граждан, платящих налоги. Наверное, было бы правильнее сказать российским газетчикам: ребята, лафа кончилась, затягивайте пояса — достойные выживут. Однако трудно, даже невозможно оказалось расстаться с привычной кормушкой — и вот ростки социализма снова пробиваются сквозь грунт на едва только прокладываемой тропке, которая еще могла бы вывести страну из тупика. Могла бы…