Микаэл Налбандян - Карен Арамович Симонян Страница 68

Если наибольшим авторитетом и признанием у российских армян пользовался Лазаревский институт, то в Западной Армении такую же славу снискало Искютарское училище. Увы, жадному до знаний юноше не довелось учиться там.

Но тем не менее Арутюну Свачьяну выпало счастье учиться у Хачатура Партизпаняна, одного из преподавателей этого училища. После серьезных столкновений с Ованесом Чамурчяном, другим учителем того же училища, Партизпанян вынужден был уйти оттуда и заняться частными уроками.

У нас будет еще повод вспомнить Ованеса Чамурчяна, который не только занимался теологией и издавал газету «Еревак» («Сатурн»), но с превеликим удовольствием увлекался колдовством и магией.

Так что рано или поздно должны были пересечься пути этого матерого мракобеса, притязавшего также на звание политического деятеля, и молодого Свачьяна.

И вновь повторится история, уже знакомая нам по нахичеванским событиям и тому, что случилось с Микаэлом Налбандяном. Да иначе и быть не могло: у константинопольских армян были те же заботы, те же проблемы и те же болезни. Значит, одинаковыми и судьбы тех, кому уготовано было судьбой родиться, возмужать и действовать в армянской среде — будь то в Москве, Константинополе или Париже…

И поэтому нас не должна удивлять та роль, которую сыграл Хачатур Партизпанян в жизни Арутюна, точно так же, как Габриэл Патканян в жизни Микаэла. Отношения ученика и учителя переросли в отношения с. щи сына. Партизпанян взял Арутюна целиком под свою опеку и воспитывал его в своем доме, под своей крышей.

Армянская интеллигенция Константинополя, также охваченная стремлениями к просвещению, была связана, естественно, с передовыми кругами Европы, особенно Франции. Армянская молодежь, получившая образование в Париже, свидетельница и даже участница революционных событий 1848 года, вернувшись в Константинополь, организовала клубы и кружки, распространяя новые идеи.

Двадцатилетний Арутюн и его учитель входили в эти кружки образованной армянской молодежи, которая все свои знания и энергию посвятила защите и развитию современного армянского языка и борьбе с выступавшими от имени нации богачами-ренегатами и сотрудничавшими с ними реакционными церковниками.

Вскоре Арутюн Свачьян получил должность учителя в школе квартала Пешикташ, но не прошло и года, как его врагам удалось изгнать молодого учителя не только из школы, но и из… города. Друзья помогли Арутюну уехать в Париж, где жил его учитель Хачатур Партизпанян.

Однако в скором времени бывший учитель и бывший его ученик вернулись в Константинополь. Еще через несколько месяцев, получив от правительства разрешение, Арутюн Свачьян начал издавать газету «Мегу». В лице молодого издателя и публициста передовая константинопольская интеллигенция нашла настоящего борца и бойца, чье перо беспощадно вскрывало пороки и заблуждения общества. Несколькими меткими и острыми словами Арутюну Свачьяну удалось сделать то, что не смогли сделать многие книги, речи и протоколы. «Сын народа и выразитель горестей, враг тирании и истинный и беззаветный поборник свободы» — вот Свачьян!

У «Мегу», выходившего раз в две недели, тоже был свой «граф Эммануэль» — Мечухеча. Личность демоническая, бесплотная и всепроникающая, Мечухеча мог летать по воздуху, мог уходить сквозь землю, мог даже обернуться кротом или муравьем, чтобы, оставаясь невидимым, незамеченным, наблюдать за деяниями людей… Он непрошеным гостем проникал в дома, присутствовал на семейных ссорах и прочих домашних, и не только домашних, происшествиях и обо всем этом с любезного согласия редактора публиковал в газете свои остроумные комментарии. Мечухеча разоблачал, двуличие константинопольских церковников, клеймил позором их непомерное честолюбие и выносил на всеобщее обсуждение. грубое и пренебрежительное отношение этих духовных пастырей к своему собственному народу. И если где-либо совершалось нечто преступное или недостойное, то там тут же оказывался и «Мечухеча с иронической улыбкой на устах, готовый немедленно метать язвительные стрелы»…

В лице своего нового друга — а заочное знакомство и приязнь к Свачьяну Микаэл с первого же шага на константинопольской земле постарался превратить в крепкую дружбу — Налбандян обрел своего очередного двойника.

И действительно, Арутюн Свачьян всем своим характером, своей неистощимой энергией, всей сутью своей натуры был очень похож на Микаэла Налбандяна.

С самого же начала Арутюн Свачьян заявил в «Мегу», что он обязуется «говорить правду и стоять стойко».

«Я тоже, — написал он еще в 1856 году, — поскольку взял на себя обязанность публициста, буду говорить с истинным патриотизмом, и пусть другие называют это предательством нации. Я с беспристрастной душой постараюсь рассмотреть все и смело, но без лицеприятия ука-вать препоны перед нашим национальным просвещением и прогрессом и назвать тех, кто их воздвигает, а также по мере сил и возможностей своих постараюсь убрать их. Указание же путей оставляю на усмотрение самой нации. Чтобы нация была передовой, могучей и счастливой, надо развивать вместе и ее богатства, и цивилизованность или, говоря иначе, надо найти способ получать одновременно и материальное богатство, и духовное!»

Сходство характеров и рода деятельности помогло Арутюну Свачьяну, как ранее и Степану Воскану, ощутить свое духовное, да и просто человеческое родство с Микаэлом Налбандяном. Учитывая ту пагубную в армянской среде привычку, когда в своей искренней и патриотической деятельности многие мыслители вместо того, чтобы объединить свои усилия, вдруг вступали в нелепую и не поддающуюся логическому осмыслению конкуренцию, в дикое соперничество, более свойственное потерявшим всякие нравственные ориентиры торгашам, не можешь не проникнуться добрыми чувствами к Арутюну Свачьяну и Степану Воскану, которые приняли и признали Микаэла Налбандяна как своего старшего товарища, как идейного вождя и мудрого советчика… Кстати, это нисколько не умалило их собственную роль в истории армянского народа. Союз этот многократно увеличил их силы, еще более расширил их совместные действия под руководством общенационального деятеля.

Еще совсем недавно Арутюн Свачьян с недоверием и подозрительностью относился к Степану Воскану и не скрывал такого своего отношения к нему, не упуская случая уколоть своими фельетонами и карикатурами газету «Аревмутк».

«Этот человек пишет скорее для французов, чем для армян… Не скажешь, что он не знает армян, — скорее армяне его не знают!»

Но достаточно было Арутюну Свачьяну узнать от Микаэла Налбандяна его мнение о Степане Воскане и газете «Аревмутк», чтобы безоговорочно поверить ему. Есть предположения, что еще давно, в бытность свою в Париже, Арутюн