Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой - Александр Анатольевич Васькин Страница 68

Колпак мой треугольный,

Треугольный мой колпак,

А если не треугольный,

Так это не мой колпак…

К концу исполнения от повторявшегося куплета остались две строчки, затем одна и, наконец, только мелодия, которую пели солисты — солидные дяди и тети, показывая на себе несуществующие колпаки. Все это было очень весело и феерично.

С того дня зачастила в клуб богема всех мастей и рангов, прозвав его между собой «Кружок». Капустники, импровизированные концерты, серьезные лекции, творческие вечера — дня не проходило, чтобы на афише клуба не появлялась та или иная известная фамилия. В гости заглядывали герои-полярники и летчики, спортсмены-футболисты. Концерты вел Николай Смирнов-Сокольский. Драматург Иосиф Прут запомнил один из таких вечеров, в первом ряду сидели Станиславский и Немирович-Данченко, а Прут за ними: «Надо сказать, что Константин Сергеевич не знал почти никого из деятелей других театров. Мимо них прошла актриса и поклонилась. Оба старика ответили на ее поклон. Потом Константин Сергеевич спросил у своего коллеги:

— Кто э-эта милая дама?

— Клавдия Новикова — премьерша Театра Оперетты, — с некоторым раздражением ответил Владимир Иванович, ибо уже в четвертый раз объяснял своему великому соседу имена и фамилии тех, кто с ними здоровался. В проходе появился мужчина с очень черной бородой и усами. Он также тепло поприветствовал двух корифеев и прошел дальше.

— А это кто? — вновь спросил Станиславский.

— Надо все-таки знать своих коллег! — нервно поглаживая бороду, ответил Немирович. — Это — Донатов! Режиссер Оперетты.

Станиславский усмехнулся и, наклонившись к соседу, тихо промолвил:

— Что вы говорите глупости, Владимир Иванович! Режиссер не может быть с бородой!»

И действительно — Борода в клубе была своя, в ресторане, где официанты и повара старались запомнить пристрастия каждого гостя, желая угодить и потрафить изысканным вкусам. На кухню посторонних не пускали, за исключением актера Малого театра Михаила Климова, по рецепту которого готовили «биточки по-климовски». В 1934 году клуб получил пополнение, своего рода весенне-летний филиал в саду дома 11 на Страстном бульваре. В это же время в Москве создаются специализированные культурные учреждения для творческих союзов — Центральный дом литераторов на Поварской улице и Дом кино на Васильевской. В 1937 году открылся Дом актера на улице Горького, а в 1941-м — Дом архитектора в Гранатном переулке. Клуб мастеров искусств в 1938 году переехал из Старопименовского на Пушечную улицу и до сих пор там располагается под названием Центральный дом работников искусств.

И хотя того первого клуба уже нет, заложенные им традиции с успехом воплотились в новых творческих домах. В числе этих традиций — обязательный ресторан с отличной кухней, где священнодействуют кулинарных дел мастера (это обязательно!), бильярдная с хорошими столами (это не обязательно, но приветствуется — творческие люди азартны!), зрительный зал для встреч с интересными людьми. Да, чуть не забыли, — пропускной режим в лице швейцара Трофимыча, знающего в лицо всех жрецов искусства (и нужных, блатных людей), а в случае чего — требующего предъявления удостоверения творческого союза, которому принадлежит дом. Чтобы не дай бог с улицы кто-нибудь не просочился из простого народа или всех этих командированных.

Итак, с 1937 года в доме, отмечавшем своим изящным куполом встречу Тверской улицы и Пушкинской площади, находились Всероссийское театральное общество, Центральный дом актера им. А. А. Яблочкиной и ресторан при нем, где в свободное время собирались ведущие (и не совсем) артисты московских театров, а также служители других муз. Всех их по-отечески опекал директор-распорядитель Дома актера Александр Эскин, человек гостеприимный и крайне положительный, а еще очень смелый, и что самое главное — врач по первой профессии (очень это ему помогало в общении с богемой). Эскин проработал здесь почти полвека до своей смерти в 1985 году. Здание Дома актера внутри со всеми его лестницами, коридорами и тупиками «в какой-то мере могло служить метафорой существования артиста в СССР. И уж, конечно, ничуть не метафорическим, а самым, что ни на есть реальным приютом бродяжьей актерской души был, быть может, самый знаменитый московский ресторан на первом этаже Дома актера», — отмечает Анатолий Макаров.

Ну и, конечно, неутомимый Борода, любимый администратор актерского ресторана, также отдавший полжизни своему детищу (а по-другому и не скажешь). Три десятка лет после открытия Дома актера элегантная фигура Бороды была знакома посетителям ВТО. «В последние годы жизни он работал там и был доброй душой дома», — пишет Утесов. Сам ресторан «У Бороды» увековечен и в литературе — в романе Юрия Трифонова «Время и место» и повести Виктора Драгунского «Сегодня и ежедневно».

Ресторан и зрительный зал Дома актера конкурировали у богемы по степени популярности. Многие хотели попасть к Бороде, но еще больше — на очередное веселое мероприятие. Умели старые мастера шутить на капустниках и всякого рода коллективных празднованиях даже в самое мрачное время. «Премьеры кинофильмов, творческие вечера, капустники, встречи Нового года. Записаться на них было очень трудно — для этого надо было иметь личные связи. Пользуясь ими и приязнью директора Дома актера Александра Эскина, я тоже несколько раз участвовал в этих новогодних праздниках. Это было всегда весело: подарки, игры, фанты, танцы, капустники, между закусками и вторым блюдом — концерт, затем десерт, мороженое, и так до шести утра», — вспоминал актер Георгий Бахтаров.

Майские остроумные капустники 1939 года остались в памяти Михаила Булгакова и его супруги:

«Сегодня капустник в ВТО — балета Большого театра. Капустник прошел оживленно, программа понравилась. Хотя, собственно, непонятно, почему они так кроют “Щелкунчика” — он ничем не хуже других балетов. Говорят, что программу балетные приготовили в то время, когда “Щелкунчик” был снят с генеральной и сдан в поправку». Сидевшая в зале богема с восторгом аплодировала артисту миманса Большого театра Раниенсону, убедительно спародировавшему Николая Мордвинова и Василия Небольсина.

Эскин донимал Булгакова звонками, пытаясь привлечь к организации капустников, но писательская жена стояла стеной, не допуская, чтобы Михаил Афанасьевич тратил время на всякую ерунду. Однажды Эскин пригласил Булгаковых на просмотр заграничных кинофильмов, обещая прислать машину. Однако писатель отказался, сославшись на невралгию. Эскин впал в транс. Но в другой раз все же смотрели в Доме актера Чарли Чаплина и поужинали.

Булгаковы часто обедали в ресторане Дома актера, и каждый раз в новом окружении. Запись от 17 февраля 1937 года: «Вечером пошли в новооткрытое место — Дом актера, где просидели очень мило, хотя без музыки». Кухня в новом ресторане Михаилу Афанасьевичу понравилась, и вскоре он опять здесь: «Ночью с Калужскими пошли в Дом актера поужинать. Там Яншин…» С Булгаковыми ужинали и приятные им художники —