Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг. - Сергей Владимирович Волков Страница 68

Никто не знал, что будет дальше. Тут полковник Рябцев проявил себя с не особенно красивой стороны: он устроил что-то вроде митинга и стал рассказывать юнкерам, что он договорился с большевиками о том, что все мы с оружием возвращаемся в свои казармы и продолжаем свои занятия, так как фронт нуждается в офицерах… Молча и угрюмо слушали юнкера Рябцева, не веря ему. Вдруг раздался голос одного юнкера: «Что вы, господа, слушаете это г…! Все он врет. Продаст нас!» На это Рябцев нашелся только ответить: «Что вы, товарищ юнкер, так грубо выражаетесь!» Дальше слушать его не хотели. Было решено, полагаясь на обещания Рябцева, переспать здесь, а утром идти в школу.

Утром, когда мы проснулись, нас ожидал неприятный сюрприз: против главного входа стояла на позиции трехдюймовая пушка, а против окон – пулеметы с прислугой, конечно. Обманул нас таки Рябцев! У многих было желание идти на Дон, где уже начиналось будто бы восстание против большевиков, но как туда дойти, не представлял себе никто. В здании начали появляться какие-то люди с красными повязками на рукаве. Говорят – комиссары! Мы получили приказание сдать винтовки и пулеметы. Несколько позже офицерам сдать револьверы… И наконец, к вечеру, – сдать и холодное оружие. Так разоружили нас полностью. Ждать было нечего, надо было уходить. Начальник школы раздавал какие-то деньги. Получил и я 400 рублей. Сговариваюсь с юнкерами, которые живут около меня; но москвичей мало, все больше приезжие. Поздно вечером пишу пропуска для хождения по улицам. Права на это не имею, конечно, никакого, но, принимая во внимание темноту ночи и малограмотность патрулей, пишу и сам же подписываю. Вчетвером выскользнули мы из училища, держа в руках мои «пропуска», и пошли домой. Москва – в темноте, на улицах ни одного фонаря. Где-то слышна стрельба. Мосты заняты караулами, ходят патрули. Нам надо идти в Замоскворечье, на Полянку, через Москворецкий мост. На мосту стоят два солдата – караул. При виде нас четверых они начинают уходить с моста, им тоже страшно. Кричим начальническим тоном: «Куда, сволочь, уходите? Проверяй пропуска!» – «Да идите, чего там проверять!» Мы, конечно, прошли мост быстрым шагом, и я благополучно дошел до дому. Набрал горсть мелких камней и бросил в окно спальни, где спала жена, так как стучать в дверь и поднимать шум я не хотел, могли бы быть неприятности. Жена быстро впустила меня.

Так вся наша школа и разбежалась в эту ночь. 3-я же школа оставалась до утра, и, когда утром пошла в казармы, юнкера имели много неприятностей. Многих из них избили, были и раненые. На другой день мой денщик побывал в школе и сообщил мне, что почти все юнкера собрались в школе. Одеваюсь во все солдатское, принимаю вид «товарища солдата» и еду в школу. Школа полна юнкеров, не знающих, что им делать дальше. Собираю всех и говорю, что надо искать какой-то выход. Поэтому объявляю себя начальником школы и назначаю юнкера такого-то моим адъютантом. Спрашиваю, кто умеет писать на машинке? Нашлись и такие. Начинаем писать увольнительные свидетельства такого рода: «Солдат такой-то, прикомандированный к 4-й Московской школе прапорщиков в качестве сапожника (или еще кем-либо), уволен в отпуск туда-то». Печать, подпись моя, как начальника школы, и адъютанта. Вызываю по телефону заведующего хозяйством. Боится ехать. Говорю ему, что, если не приедет, сам распоряжусь складом. Он приехал. Каждому юнкеру были выданы на дорогу продукты, кому нужно – заменили обмундирование. Нашлись деньги, снабдили и ими, сколько хватило, и школа опустела.

Так закончила свое существование 4-я Московская школа прапорщиков, выпустившая около 2000 прапорщиков.

* * *

После окончания боев и прихода к власти большевиков жизнь в Москве совсем расстроилась. Водопровод и электричество не действовали, все продукты исчезли и купить что-либо можно было лишь на «черной бирже». Достать чего-нибудь съедобного стало задачей, павшую от истощения и непосильной работы лошадь, брошенную на Страстной площади, разделывали по частям и уносили домой. Настроение у всех было отчаянное. И вдруг разнесся слух, что на Кремлевских Никольских воротах случилось чудо. Мне пришлось видеть все это своими глазами. Над воротами была икона Святого Николая Чудотворца, а по бокам его – два ангела с пальмовыми ветвями. Как я писал выше, по этим воротам били из орудий прямой наводкой и стреляли из пулеметов, но в икону не попало ни одной пули, ни одного осколка, оба же ангела были разрушены совершенно, и от них не осталось и следов. Начали собираться толпы народа, служились молебны, что было, конечно, не по вкусу властям. Ленин издал декрет, в котором призывал население не верить «сказкам». Место, где были икона и ангелы, завешивается красной материей. Через некоторое время разносится новый слух: красная материя разорвалась пополам и упала на землю.

Новый декрет разъяснял населению, что никакого чуда не было, а материя разорвалась об железный венчик, помещавшийся над иконой, и затем упала на землю. Этим «разъяснениям» народ не поверил, и в один теплый солнечный день от всех московских церквей двинулись к Никольским воротам крестные ходы с духовенством во главе, сопровождаемые толпами народа. Один за другим подходят они к образу святого Николая Чудотворца, служатся молебны, и все это потом движется по Тверской улице. Процессия заняла расстояние от Кремля до Садового кольца. Я полагаю, что участвовало в ней не менее 100 тысяч человек.

На стенах Кремля стояла с пулеметами ленинская «гвардия» – латыши. Церемония продолжалась около 3–4 часов, после чего все крестные ходы разошлись по своим церквам. После этого случая властями было приказано поставить высокую деревянную стену, которая закрывала бы Никольские ворота. Часы на Спасской башне, которые так приятно вызванивали «Коль славен», были пробиты снарядом.

Что было в Москве дальше, сказать не могу, так как я уехал оттуда, и, думаю, навсегда.

А. Трембовельский[75]

Смутные дни Москвы в октябре 1917 года[76]

Вот уже прошло 62 года, как наша Москва, город «сорок сороков» церквей православных, подпал под богоборческую власть большевиков.

Несмотря на более чем полстолетия минувших лет, все ж не потухает в душах истинных русских патриотов желание узнать, как проходили эти дни в Москве? Надо признаться, задача не из легких. Кое-что ускользнуло из памяти, кое-что вспоминается, но кое-что