Леонид Млечин - Фурцева Страница 68

Два человека определили жизнь Фадеева. Как и в жизни Екатерины Фурцевой, огромную роль сыграла его мать, Антонина Владимировна Кунц, обрусевшая немка. Она походила на Матрену Николаевну Фурцеву — властная женщина с суровым характером, которая воспитала его в революционном духе. Вторым человеком, на которого Фадеев равнялся, которому подражал, с которого брал пример, был Сталин. В отличие от Фурцевой, Александр Фадеев вождя хорошо знал. Сталин в определенном смысле отвечал ему взаимностью, даже по-своему любил Александра Александровича и многое ему прощал.

Вдова Фадеева, актриса МХАТа Ангелина Степанова, рассказывала, как Сталин позвонил Фадееву, который недели две отсутствовал на работе.

— Где вы пропадали, товарищ Фадеев?

— Был в запое, — честно ответил Фадеев.

— А сколько у вас длится такой запой?

— Дней десять-двенадцать, товарищ Сталин.

— А не можете ли вы, как коммунист, проводить это мероприятие дня в три-четыре? — поинтересовался вождь.

Это, конечно, байка, но какие-то особые отношения между ними существовали. Вождь подарил Александру Александровичу должность генерального секретаря, сделал его «писательским Сталиным». Фадееву сходило с рук то, что другим стоило бы жизни. Дарованное Сталиным положение сделало Фадеева одним из самых заметных людей в стране. Он был окружен почетом, ему разрешалось ездить за границу.

Но за все следовало платить, и Фадеев подписывал бумаги, которые обрекали на смерть подведомственных ему писателей. Иногда проявлял инициативу и сам натравливал ЦК и госбезопасность на писателей, которых уничтожали.

Сталин учил своего любимца:

— Имейте в виду, Фадеев, люди обкатываются, как камешки морской водой. Но вы не умеете обкатывать людей — вот ваша беда. Политик не имеет права быть чересчур впечатлительным. Мало ли какие бывают у людей острые углы, жизнь их обтачивает в интересах общего дела…

Александр Александрович старался. Писатели старшего поколения навсегда запомнили тот день, когда Фадеев на пленуме правления Союза советских писателей со свойственным ему пылом произносил обличительный доклад о «космополитах».

Твардовский подметил в его ораторской манере «натужный пафос и напряженную рыдательную задушевность»… В разгар его выступления в дубовом зале Центрального дома литераторов погас свет. Внесли свечи, и Фадеев продолжил свою мрачную речь при свечах. Люди, которых он называл врагами советской литературы, были ему хорошо известны. Еще недавно он их поддерживал как талантливых искусствоведов и знатоков театра. С некоторыми дружил. И теперь он всех предал. Такова была цена, которую он платил за свое высокое кресло.

Говорят, впоследствии Фадеев каялся, что принял участие в этом позорном деле. Выпив, он говорил, что его вызвали в ЦК и заставили произнести этот доклад:

— Что я мог ответить Иосифу Виссарионовичу? Что я мог? Но он не только исполнял указания сверху, но и проявлял инициативу. Выполняя свой партийный долг, изничтожал то, что считал политически вредным, хотя при этом прекрасно понимал, кто талантлив, а кто бездарен. И бдительно выискивал повсюду идеологическую крамолу.

Это были особые времена. Необходимость и готовность совершать паскудные поступки калечили и приличных людей. Наблюдательный Корней Чуковский обратил внимание на то, что даже обычные человеческие эмоции и то стали опасны. Люди старались не реагировать, не показывать своего отношения! Вместо лиц — маски.

Писавший детские стихи Корней Чуковский и представить себе не мог, в каком мире существовал Фадеев. Пристрастие к алкоголю Александр Александрович объяснял так:

— Когда люди поднимаются очень высоко, там холодно и нужно выпить, спросите об этом летчиков-испытателей.

Фадеев достиг таких высот, где страшно было находиться.

Смерть Сталина стала для него тяжелым ударом. Во всяком случае, при Сталине он был нужен власти, после смерти вождя новые руководители пожелали увидеть во главе писательской организации кого-то другого. Фадеев олицетворял ушедшую эпоху, он сам был Сталиным в Союзе писателей. Он был просто влюблен в Сталина, восхищался им. Возможно, в определенном смысле вождь заменил ему отца, о котором Фадеев никогда не вспоминал, обиженный его уходом из семьи. Он так и не понял, как к нему относился Сталин. Тот выделял литературного начальника, благоволил к нему, но подлинное отношение вождя так и осталось для Фадеева загадкой.

Фадеев рассказывал Долматовскому:

— Я как-то в присутствии «самого» расчихался ужасно. Сталин даже всерьез спросил: не надо ли врача?

Однажды писательского генсека вызвали «наверх», когда он мыл голову.

«Седина Фадеева, — писал Долматовский, — имела одну особенность — она быстро приобретала неровный желтый оттенок. Почему-то Фадеев очень стеснялся этого. Борьба с желтизной его седины велась при помощи обыкновенной хозяйственной синьки».

Он не успел домыть голову и предстал перед Сталиным с волосами синего цвета. Вождь ничего не сказал, но все время посматривал на Фадеева с ухмылкой. Хрущева поражало то, что Фадеев приходил пьяный на заседания Комитета по сталинским премиям. Сталин говорил членам политбюро:

— Еле держится на ногах, совершенно пьян. Но все это сходило Фадееву с рук.

Если бы он продолжал упорно трудиться над словом, он явно стал бы хорошим прозаиком. Но Александр Александрович выбрал себе другую жизнь: вместо ежедневной работы за письменным столом — заседания, совещания, руководящая деятельность в Союзе писателей. Сыграли свою роль его бурный политический темперамент, окружение, да и исторические обстоятельства…

Он пытался попасть на прием к секретарю ЦК Хрущеву и председателю Совета министров Маленкову. Его не принимали. Прежде такое было невозможно. Перед Фадеевым раскрывались двери любых кабинетов. Он переживал, нервничал, злился.

Фадеев предложил освободить ведущих писателей от всех должностей, чтобы они могли писать. Но писательские генералы прекрасно понимали, что только должности в Союзе писателей, в журналах и издательствах дают им положение и материальные блага. Издавали не по таланту, а по положению. В первую очередь выходили книги тех авторов, кто был при должности. И чем выше должность — тем больше книг, переизданий, сборников и собраний сочинений. Поездки за границу, возможность пользоваться кремлевской медициной и получать кремлевские пайки тоже были привилегией писательского начальства. Поэтому никто не желал расставаться с креслом. А вот самого Фадеева решили убрать, чтобы занять его место.

Руководители Союза писателей Алексей Сурков, Константин Симонов и Николай Тихонов 29 мая 1953 года отправили Хрущеву послание, в котором резко возражали против фадеевских идей, его «неверной панической оценки состояния литературы и неполадок в руководстве ею»: