Анна Франк - Убежище. Дневник в письмах Страница 69

Милая Китти!

Здесь все хорошо. Вчера вечером снова приходил плотник и начал привинчивать к двери железные пластины.

Папа только что сказал, мол, он с уверенностью ожидает, что до 20 мая произойдут крупные операции как в России и Италии, так и на Западе; мне чем дальше, тем труднее себе представить, что мы выберемся отсюда.

Вчера у нас с Петером состоялся наконец тот разговор, который откладывался уже по меньшей мере десять дней. Я объяснила ему все про девочек и не побоялась обговорить самые интимные вещи. Оказывается – это даже немного забавно, – он думал, что на картинках входное отверстие у женщин просто не принято изображать. То есть он не мог себе представить, что оно на самом деле находится между ног. Вечер закончился тем, что мы поцеловали друг друга куда-то поблизости от губ. Какое же это изумительное ощущение!

Возможно, когда-нибудь я захвачу с собой наверх свою «книгу прекрасных мыслей», она поможет мне наконец-то от поверхностных разговоров перейти к более глубоким, мне мало все время только обниматься, и я была бы рада, если бы и он думал так же.

После мягкой зимы снова наступила роскошная весна, апрель стоит поистине чудесный, не слишком жаркий и не слишком холодный, кое-когда выпадают дожди. Наш каштан уже довольно зеленый, там и сям даже появились свечечки.

В субботу Беп побаловала нас четырьмя букетиками цветов: три букетика нарциссов и один – гиацинтов, специально для меня. Менеер Кюглер все лучше снабжает нас газетами.

Мне пора заниматься алгеброй, до свиданья, Китти.

Мое сокровище!

(Так называется фильм с участием Дорит Крейслер, Иды Вюст и Харальда Паульсена!)

Что может быть прекраснее на свете, чем из открытого окна смотреть на природу, слушать пение птичек, ощущать солнце на своей щеке и держать в объятиях милого юношу? Как спокойно и надежно я чувствую себя, когда он обнимает меня, когда мы молча прижимаемся друг к другу; тут не может быть ничего плохого, раз я так спокойна, значит, все хорошо. Только бы нам никто не мешал, даже Муши.

Дорогая моя Китти!

Вчера я лежала в постели, у меня болело горло, но мне это еще вчера надоело, а жара у меня нет, и сегодня я встала. Тем более что горло уже «почти не болит».

Вчера, как ты, вероятно, уже знаешь и без меня, стукнуло пятьдесят пять нашему фюреру. Сегодня исполнилось восемнадцать ее королевскому высочеству наследной принцессе Елизавете Йоркской. По Би-би-си передавали, что она еще не объявлена совершеннолетней, как обычно водится в королевских домах. Мы обсудили, какому принцу достанется в жены эта красавица, но не нашли подходящего; зато, возможно, ее сестра, принцесса Маргарита-Роза, заполучит бельгийского наследного принца Бодуэна!

У нас здесь одна напасть за другой, только мы успели укрепить входные двери, как вновь напомнил о себе Ван Маарен. По всей вероятности, он украл картофельную муку и теперь хочет свалить вину на Беп. Вполне понятно, что Убежище снова в смятении. Беп вне себя от ярости. Не исключено, что Кюглер теперь организует слежку за этим беспутным типом.

Сегодня утром у нас побывал оценщик с улицы Бетховенстраат. За наш ларь он дает 400 гульденов, все остальное тоже оценил, с нашей точки зрения, слишком низко. Я хочу обратиться в «Принц», не поместят ли они одну мою сказку, конечно, под псевдонимом. Но все написанные мною сказки слишком длинные, так что вряд ли моя затея удастся.

До следующего раза, darling[47].

Милая Китти!

Уже дней десять Дюссел снова не разговаривает с Ван Дааном, только из-за того, что после взлома мы приняли кучу новых мер предосторожности. Одна из них состоит в том, что Дюсселу нельзя больше по вечерам спускаться вниз. Каждый вечер в полдесятого Петер вместе с менеером Ван Дааном совершают последний обход, и после этого спускаться вниз запрещено. Начиная с восьми вечера в уборной нельзя спускать воду, и по утрам после восьми тоже. По утрам окна открываются только после того, как в конторе Кюглера зажигается свет, а по вечерам больше нельзя вставлять палочки под рамы. Вот из-за этого-то и надулся Дюссел. Он утверждает, что Ван Даан его оскорбил, но, даже если и так, виноват только он сам. Он говорит, что скорее может прожить без пищи, чем без свежего воздуха, и что нужно все-таки что-то придумать, чтобы можно было открывать окна.

– Я поговорю об этом с менеером Кюглером, – сказал он мне, а я ответила, что такие вопросы должен решать не менеер Кюглер, а все вместе.

– Все здесь делается за моей спиной, тогда я поговорю об этом с твоим отцом.

Теперь ему нельзя также сидеть в конторе Кюглера по субботам и воскресеньям, потому что, если шеф фирмы «Кех» надумает прийти, он может его услышать. Но Дюссел не подчинился и спустился вниз. Ван Даан пришел в ярость, а папа отправился поговорить с Дюсселом. Разумеется, Дюссел опять наплел ему с три короба, но на этот раз номер не прошел даже с папой. Теперь и папа старается как можно меньше разговаривать с Дюсселом, потому что Дюссел его обидел, ни я, ни кто другой из нас не знает как и чем, но, вероятно, обидел очень сильно.

И, как на грех, на следующей неделе у этого недотепы день рождения. Праздновать день рождения и ни с кем не разговаривать, дуться и принимать подарки – как можно это сочетать?

Состояние менеера Фоскёйла резко ухудшилось, у него уже больше десяти дней температура около сорока. Врач считает его безнадежным, предполагается, что рак добрался до легкого. Несчастный, как бы я хотела ему помочь, но тут помочь может один только Бог!

Я написала забавный рассказ, он называется «Бларри открывает мир» и пришелся весьма по вкусу троим моим слушателям.

Я до сих пор сильно простужена, заразила Марго и родителей. Только бы не подхватил заразу Петер, он требовал, чтобы я его поцеловала, и назвал меня своей Эльдорадо. Так сказать нельзя, глупый мальчик! Но все-таки он милый!

Милая Китти!

Сегодня мадам встала не с той ноги, ноет и ноет: ах, она простужена, ах, ей хочется конфет, ах, как надоело все время сморкаться. Потом ворчит, что солнце не сияет, что союзники все не высаживаются, что нам нельзя смотреть в окна и т. д. и т. п. Мы не выдержали и стали ужасно смеяться над ней, и, видно, все было не так уж плохо, потому что она тут же сама засмеялась вместе с нами.