Иван Майский - Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы) Страница 69

Эта дружба с Веббами явилась большим украшением нашей жизни в Англии. А сверх того она была чрезвычайно полезна для меня как для советского посла.

Хьюлетт Джонсон и Д. Н. Притт

В первую же зиму моей работы в Лондоне я познакомился с двумя замечательными людьми, дружеские чувства к которым у меня сохранились на всю жизнь.

Один из них был доктор Хьюлетт Джонсон, настоятель Кентерберийского собора. Он сразу произвел на меня сильное впечатление. Высокий, стройный, какой-то необычайно легкий, несмотря на свой возраст, с умным, одухотворенным лицом, всегда в черном одеянии английского священника Хьюлетт Джонсон казался не совсем обыкновенным человеком. Да и не только казался - он действительно был не совсем обыкновенным человеком. Во всей фигуре его было что-то возвышенное и благородное.

История жизни Хьюлетта Джонсона была похожа на роман. Он родился в 1874 г. В молодости был инженером. Потом в его духовном мире произошел крутой поворот, и в 1900 г., в возрасте 26 лет, он поступил на теологический факультет Оксфордского университета. Окончив его, Хьюлетт Джонсон стал англиканским священником и, по его же собственному признанию, в течение некоторого времени общался с очень богатыми людьми. Это его не удовлетворило. Хьюлетт Джонсон вступил в лейбористскую партию и стал проповедовать весьма левые доктрины. На первых порах они не отличались особой четкостью и определенностью, однако существо их сводилось к тому, что нынешний мир страдает многими тяжелыми недугами, что он должен быть радикально перестроен и что новый, соответствующий истинному христианству порядок должен обеспечивать существование общества, в котором главную роль играла бы не погоня за прибылью, а забота об общественной пользе.

В 1924 г. Хьюлетт Джонсон стал настоятелем собора в Манчестере, а в 1931 - настоятелем собора в Кентербери. Согласно канонам англиканской церкви, настоятели крупнейших соборов пожизненно назначаются королем по представлению правительства. В 1924 и 1931 гг. в Англии были лейбористские правительства, это облегчило Хьюлетту Джонсону получение высоких церковных назначений. Особенно важно было второе, ибо архиепископ Кентерберийский является главой англиканской церкви, а Кентерберийский собор - самым почитаемым собором в стране. Вот почему настоятель Кентерберийского собора относится к числу самых влиятельных сановников церкви.

И вдруг на этом посту оказался левый лейборист, да не просто левый! Хьюлетт Джонсон был еще горячим поклонником СССР.

Положение создалось крайне сложное. В самом деле, архиепископы Кентерберийские были, как правило, людьми реакционными и не питали к СССР никаких симпатий, а вот их непосредственный подчиненный - настоятель Кентерберийского собора - являлся левым социалистом и почитателем СССР. Общего языка между архиепископом и настоятелем не могло быть. Напротив, между ними шла постоянная - то более открытая, то более скрытая - борьба. Особенной остроты она достигла в 30-х годах, когда архиепископом Кентерберийским был такой махровый консерватор, как доктор Ланг. Но доктор Ланг ничего не мог поделать: пост Хьюлетта Джонсона был пожизненный, и уволить его оказывалось невозможным; в то же время настоятель обнаруживал большое упорство, смириться перед архиепископом не желал и энергично отбивал все козни и интриги, которыми руководство церкви отравляло ему жизнь. Так в постоянной борьбе за свои убеждения Хьюлетт Джонсон провел свыше 30 лет и оставался настоятелем самого важного в Англии собора вплоть до весны 1963 г., когда в возрасте 89 лет он вышел в отставку.

Вполне естественно, что подобный человек сразу же привлек мое внимание. И зимой 1932/33 г. и в последующие годы я не раз виделся с ним: то он бывал у меня в посольстве, то я навещал его в Кентербери, где он знакомил меня со всеми достопримечательностями этого знаменитого места. Когда в 1938 г. Хьюлетт Джонсон женился вторично (первая его жена умерла в 1031 г.), мы стали знакомы домами. Наша дружба все больше укреплялась, ибо во всех бурях и конфликтах, сотрясавших англо-советские отношения в 30-е годы (а их тогда было много), Хьюлетт Джонсон неизменно занимал позицию здравого смысла и нередко выступал против британского правительства. Особенно хорош он был на больших массовых собраниях, где его блестящий ораторский талант и проникновенная искренность слов оказывали сильнейшее влияние на аудиторию. Мне несколько раз пришлось присутствовать на таких митингах, и каждый раз я уходил с них, вспоминая одного из знаменитых вождей чартистов, священника Стефенса.

Да, Хьюлетт Джонсон был умный и верный друг, на которого можно было положиться и в хорошую, и в плохую погоду! Я очень ценил настоятеля Кентерберийского собора и всячески укреплял наши отношения.

Не скрою, меня чрезвычайно занимал вопрос, как Хьюлетт Джонсон сочетает свою христианскую веру (а он, несомненно, был верующим человеком) со своей глубокой симпатией к столь безбожному учению, как современный коммунизм? Я не считал удобным ставить ему этот вопрос прямо, однако в многочисленных беседах, которые мне приходилось вести с ним за время моей работы в Лондоне, я старался осторожно и тактично получить ответ на интересовавший меня вопрос. Помню один разговор, из которого я уяснил очень многое.

Я как-то рассказал Хьюлетту Джонсону, что в детстве, будучи гимназистом, я вечно полемизировал с нашим гимназическим священником отцом Канарским. Мои родители были атеистами и в таком духе воспитали всех своих детей. На уроках "закона божьего" я часто рвался в бой, когда отец Канарский рассказывал нам какую-либо нелепую историю о чудесах или сотворении мира. Однажды на исповеди, когда Канарский спросил, есть ли у меня "сомнения", я ответил, что есть, и привел такой пример: с одной стороны, в "писании" говорится, что "вера без дел мертва есть", с другой стороны, в том же "писании" говорится, что "без веры невозможно угодить богу". Так вот, что лучше: вера без дел или дела без веры? Мой вопрос поставил Канарского в очень затруднительное положение. Он долго жевал какую-то непонятную жвачку, без конца повторял "с одной стороны" и "с другой стороны", но так ничего определенного мне ответить не мог.

Когда я кончил, Хьюлетт Джонсон сказал:

- Ваш православный священник был беспомощный догматик, поэтому он путался в трех соснах. На самом деле для истинного христианина (он подчеркнул эти слова) ответ на заданный вами вопрос очень прост: конечно, самое важное дела. Вера находит свое выражение в делах. Если нет дел, значит, нет веры, а есть только лицемерная болтовня о вере.

- Вы сказали для истинного христианина, - заметил я, - что это значит? Кого вы считаете истинным христианином?