Александр Бенкендорф - Записки Страница 69

47

{*47} Кратко и четко говорит о "Плане Пфуля" талантливый военный историк полковник Генерального штаба М. Иностранцев. См.: М. Иностранцев. Операции 2 — й Западной армии Князя Багратиона от Немана до Смоленска, СПб., 1914, с. 31–33.

48

{*48} "В русских штабах численность французских сил определялась в 400–500 тысяч человек. Французские историки определили первый эшелон войск Наполеона в 450 человек". (В. Безотосный. Секретная экспедиция. // Родина. 1992, № 6–7, с. 24.) Так пишет исследователь организации и деятельности русской военной разведки 1812 года. Бенкендорф оперирует наиболее точной цифрой, что говорит об его уровне компетентности и о необходимости внимания не только к его тексту, но и к тому, что в нем дано намеком, "между строк".

49

{*49} Именно тексты этих документов являются поводом для обвинений России в агрессии и оправданием вторжения Наполеона как защитника европейской цивилизации от устремлений "русских варваров". И в наши дни имеются научные работы с опорой на эти документы, оторванные от общего контекста источнико-вой базы по вопросам о причинах и поводах нашествия 1812 года. (См. О. Соколов. Погоня за миражом. Политическая обстановка и план Наполеона накануне войны // Россия, 1992, № 6–7, с. 18–21.)

50

{*50} К. фон Клаузевиц. "1812 год" ("Der Feldzug 1812 in Russland"). M.,1997, с. 25.

51

{*51} Пространное описание см. там же, с. 35–40.

52

{*52} Там же, с. 38.

53

{*53} Там же, с. 38.

54

{*54} Секретная переписка генерала П. И. Багратиона. // "1812–1814". Реляции. Письма. Дневники. Из собрания ГИМ, М., 1992, с. 27.

55

{*55} Там же, с. 36.

56

{*56} Там же, с. 29. Документ № 14.

57

{*57} К. фон Клаузевиц. Там же, с. 39.

58

{*58} Его боевая биография весьма обстоятельно изложена в книге "Галлерея (sic!) гравированных портретов генералов, офицеров, и проч. которые мужеством своим, воинскими дарованиями, или любовию к Отечеству споспешествовали успехам русского оружия в течении войны начавшейся 1812 года". СПб., 1821(второе издание), листы 168–171 (пагинация экземляра РГБ).

59

{*59} К. фон Клаузевиц. Там же, с. 39.

60

{*60} Оригинал на французском языке: Rapport entre la Premiere et la SecondeArmee. См.: М. Иностранцев. Операции 2 — й Западной армии Князя Багратионаот начала войны до Смоленска. Приложение 34 — е. СПб., 1914, с. 450–451 (соссылкой на Бумаги Старынкевича, тетр. I, с. 121).

61

{*61} Отечественная война 1812 года. Материалы Военно-Ученого архива. ТомXVII. Исходящий журнал для записывания Высочайших распоряжений по секретной части, с 16 июня 1812 г. с. 274.

62

{*62} Там же, с. 274–275.

63

{*63} О том впечатлении, какое произвел оставленный Дрисский лагерь на разведку авангарда Великой армии, имеется выразительное свидетельство в воспоминаниях врача вюртембергского 3 — го конно-егерского полка: "…вечером мы приблизились к русскому лагерю у Дриссы и к его окопам. При непрерывном приближении к главным окопам, необычайно высоким и снабженным большим количеством бойниц, у многих, вероятно, сердце забилось удвоенным или утроенным темпом. Чем ближе мы подходили, тем тише становилось все; не слышно было ни звяканья оружия, ни покашливания; ни одна лошадь не заржала; казалось, что и лошади умеют ходить на цыпочках. В любое мгновение мы ждали громового приветствия из этих окопов и из жерл их пушек и тихо подвигались к ним. Вдруг туман, застилавший нам глаза, рассеялся; тишина сменилась шепотом и затем хохотом; за огромными окопами не было ни одной пушки, ни одного солдата. Наверху бродил мужичок, которого раньше приняли за солдата, а посланные патрули скоро принесли известие, что русские на заре покинули свой лагерь и эти окопы". (Г. Роос. С Наполеоном в Россию. Воспоминания врача о походе 1812 г. СПб., 1912, с. 49.)

Рассказ доктора Рооса о действиях конной разведки служит косвенным подтверждением тому, что Наполеон и его штаб принимали Дрисский лагерь, а, следовательно, и весь план Пфуля "всерьез".

64

{*64} К. фон Клаузевиц. Там же, с. 25.

65

{*65} Среди работ по вопросу о стратегическом плане на начало 1812 г. необходимо упоминутъ некоторые.

Автор одной из них (Омельянович. План Пфуля. Этюд из истории Отечественной войны. СПб., 1898) всерьез утверждает, что причиной "неповиновения" Багратиона в отношении Минска было их с Александром I различное понимание слов "соединение армий". Багратион понимал его как "непосредственное соединение", а Александр, который общался с генералами будто бы только через переводчика, понимал "соединение" как "сближение", ибо был слепой последователь Пфуля. По мнению автора, русские исполняли план Пфуля и по оставлении лагеря (ибо они весьма тупы — поголовно все — и неспособны самостоятельно мыслить). Поскольку сей автор не различает обеспечение собственных флангов на сложном марше от угрозы флангам неприятельской армии, то вся работа приобретает оттенок курьеза. Но безусловной заслугой Омельяновича было то, что он назвал Александра Первого главнокомандующим в то время, когда ученые историки мучительно решали вопрос, кто возглавлял русские армии, и писали о том, как Александр мешал Барклаю и Багратиону командовать.

Другой историк, генерал В. И. Харкевич, хотя и не занимался планом Пфуля специально, но был первым, кто обратил внимание на странное "совещание" в Видзах с участием князя П. М. Волконского, Аракчеева, Пфуля, Толя, Орлова и Клаузевица. Правда, Харкевич никак не предполагал, что это всего лишь одна из сцен спектакля с "планом Пфуля", разыгранного для французов русским командованием. Но главное, на что обратил внимание первый издатель "Записок Бенкендорфа", это стратегический "глазомер" (суворовский термин) Александра Первого. Жаль, что Харкевич не занялся проблемой русского стратегического плана глубже. Впрочем, для историка боевых действий и этого достаточно. Он пишет так: "Представляет интерес, что в то время, как Император Александр, разделяя воззрения Фуля (употребительный вариант фамилии ученого немца. — П.Г.) относительно действий 2 армии на сообщения Наполеона, в своих соображениях стремится ее поставить на операционное направление Минск-Смоленск". (В. Харкевич. Война 1812 года. От Немана до Смоленска. Вильна, 1901, с. 138.) В ряду лучших — работа "советского периода" — статья В. В. Пугачева "О форме выработки русского стратегического плана Отечественной войны 1812 года" (Ученые записки Горьковского государственного университета, вып. 78, 1966, с. 625–646). Статья ценна широким анализом историографии и мемуарных источников по данной проблеме. Автор едва ли не первый в недавнюю эпоху писал об исключительной роли Александра I в военном руководстве России и в деле выработки плана, о его статусе главнокомандующего армиями. Главное достижение автора заключается в следующем. В. В. Пугачев пишет: "Что касается уже выработанных планов, то об этом имеется уже довольно много сведений. Однако, следует отметить, что в числе документов нет плана, который был бы утвержден Александром I в качестве официального плана. О его содержании можно узнать из инструкций Барклаю, Багратиону, Тормасову и командирам корпусов о военных действиях". Причина, по мнению автора, опять-таки заключается в том, что при тогдашней форме выработки плана колоссальную роль играл устный элемент и поэтому "письменного плана, с которого списывались бы инструкции Багратиону и т. д., составлено не было" (с. 645). Автор приходит к выводу, что в реальности исполнялся так называемый "план Барклая", но выводы неизбежно будут ошибочны, если не принимать во внимание соблюдение строжайших условий военной тайны ввиду активности разведки противника, а также не включать в круг источников такие мемуары, как "Записки Бенкендорфа".