Игорь Максимычев - ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ Страница 7

Обвал

Иногда история снисходит до намеков или подсказок, которые впоследствии воспринимаются как предвестники дальнейшего развития. Кончина 2 июля 1989 года Андрея Андреевича Громыко, в прошлом почти три десятка лет руководившего Министерством иностранных дел СССР, была, вне всяких сомнений, мрачным предзнаменованием. Это сейчас послевоенный Советский Союз предстает в наших воспоминаниях по большей части как неизменный и эквивалентный противовес американскому гиганту. Однако в том далеком 1957 году, когда Громыко заступил на пост советского дипломата № 1, положение на земном шаре было далеко от полномасштабного «биполярного мира», который в зависимости от своих устремлений славят или проклинают нынешние политики. Тогда в одинаковую с США весовую категорию Советский Союз только начинал входить, а ведь затем надо было еще закрепиться в ней. Весь путь к равенству сил с США был пройден СССР с Громыко в качестве руководителя главного внешнеполитического ведомства набирающей международный вес страны. Андрей Андреевич категорически отказывался заниматься саморекламой, «пиаром», как принято выражаться сегодня, когда значение того или иного политика определяется по частоте его появлений на телевизионных экранах. Он не заигрывал с журналистами – ни со своими, ни с иностранными, – всю жизнь следуя своему железному правилу: «Лучше сто раз не сказать то, что нужно, чем один раз сказать то, что не нужно». Он как будто намеренно делал свое пребывание на вершинах власти как можно менее заметным для широкой публики, к которой можно отнести и рядовых сотрудников МИД.

В итоге он не стяжал репутации политической звезды, острослова, души общества, «яркой личности» – эти лавры его явно не прельщали. Но в народе знали его самого и его работу; разве только, может быть, не всегда по достоинству оценивали титанический объем его вклада в общее дело. Самым важным для Громыко было при любой погоде на глобальном уровне оставаться надежной опорой осмотрительной политики СССР, которая с гранитной твердостью защищала интересы страны, ее безопасность, перспективы ее развития, ее будущее. Когда Громыко шел на компромиссы (а это случалось часто, несмотря на унаследованный от В.М. Молотова почетный титул «мистер Нет», которым его наградили западные средства массовой информации), они были сбалансированными: сумма шагов навстречу позициям партнеров компенсировалась в общем и целом суммой ответных уступок с их стороны. Именно эти фундаментальные стороны личности Андрея Андреевича оказались невостребованными, когда страна вступила в полосу поспешных новаций. Лидеры перестройки отказались смириться с тем, что Гром, обладавший огромным опытом и авторитетом в кругах специалистов как внутри страны, так и за ее пределами, будет контролировать их любительские эксперименты на международной арене и исправлять неизбежные при этом промахи и ошибки. Внешняя политика СССР была «отставлена» от Громыко, а немного погодя он был вообще отправлен на пенсию. Похороны Андрея Андреевича, на которых не присутствовал никто из тогдашнего руководства Советского Союза, обозначили по времени и по существу начало периода катастрофической утраты нашей державой своих международных позиций, что обусловило крушение возглавлявшегося ею военно-политического блока, а затем и ее самой.

Так случилось, что время моей службы в МИД СССР почти полностью совпало с периодом, когда его возглавлял А.А. Громыко. В этом смысле мое поколение и несколько следовавших за ним поколений советских дипломатов заслуживают названия громыкинцев. Во всех наших шагах на дипломатическом паркете мы осознанно или подсознательно чувствовали за спиной мощную поддержку руководства министерства, которое уверенно становилось внешнеполитическим штабом страны. Нельзя сказать, что мы сразу и полностью сумели отдать себе отчет в значимости спокойной, неброской, кропотливой, идущей вглубь деятельности Андрея Андреевича Громыко для нашей внешней политики, для исторической и политической науки, для дипломатической теории и практики, для каждого из нас. Нужно было время, нужна была возможность сравнения, сопоставления, анализа результативности. Однако когда такая возможность представилась, оказалось, что сравнивать не с кем и не с чем. Персонажа, занявшего в 1985 году кабинет Громыко на 7-м этаже высотного здания на Смоленской площади, нельзя было назвать его преемником. Это был один из сторонних людей, представитель тех расплодившихся в эпоху судорожных реформ дилетантов, которые не имели понятия о том, чем им предстоит заниматься на очередном посту. Главным для них были не интересы страны, а одобрение «хозяина» (такого же дилетанта, как и они сами), стремление импонировать именитым иностранным коллегам, поразить мир готовностью перевернуть все вверх дном в сфере внешней политики великой державы, впечатлявшей до сих пор всех партнеров умением выстраивать свое поведение на международной арене продуманно, последовательно, концентрированно и эффективно.

Слов нет, перемены были нужны стране, степень внутренней напряженности в которой не могла не беспокоить всех, кому было дорого благо Отечества. Необходимо было кончать и с затянувшейся холодной войной, не нами развязанной и вредной для нас. Неудивительно, что лозунги внутреннего обновления и возрождения, а также углубления разрядки, с которых началась перестройка, встретили отклик и поддержку со стороны большинства населения, в том числе со стороны всегда критически настроенной интеллигенции. К середине 80-х годов на Советский Союз одновременно обрушилось множество кризисов, больших и малых, значительных и менее существенных, но все из той категории, что неизменно вызывают раздражение, недовольство и возмущение граждан. У каждого кризиса были свои причины и, следовательно, свой индивидуальный способ преодоления. Требовалась умелая терапевтическая стратегия, тщательно продуманная комплексная программа воздействия на занедуживший организм, точно рассчитанные дозы соответствующих болезням медикаментов. Однако взявшиеся за восстановление здоровья пациента лекари стали глушить его лошадиными дозами снадобий, полезных, может быть, для других больных и при других обстоятельствах, но губительных в данной конкретной обстановке. Продуманная программа действий была заменена «методом тыка», прогноз последствий – радостной констатацией: «Процесс пошел!» При этом оставалось совершенно безразличным, о каком именно процессе идет речь и куда вывезет кривая. Вместо излечения получилось обострение, болезнь перешла из вялотекущей стадии в накаленную драматическую фазу, перспектива кончины пациента стала вполне осязаемой. До поры до времени самозваные медики могли делать вид, что все идет «по плану». Как в известном анекдоте, когда лечащий врач спрашивает родственников покойного: «Больной перед смертью икал?» и, получив утвердительный ответ, заявляет с удовлетворением: «Тогда все в порядке!» Истина, однако, заключается в том, что, как отмечает Н.А. Нарочницкая, «реформы привели к деиндустриализации и демодернизации страны»[14]. Е.М. Примаков уточняет: «Общие потери российской экономики за время проведения либеральных реформ 1992-1998 годов превысили более чем в 2 раза потери советской экономики в годы Второй мировой войны»[15]. А если к этой цифре приплюсовать еще ущерб, нанесенный экономике страны в ходе горбачевских реформ 1985-1991 годов, получится совсем мрачная картина.