Мой путь - Леонид Таубес Страница 7

количествах пошли на экспорт. Министерство потребовало срочно провести экспертизу на патентную чистоту нашего двигателя. Быстро и недорого эту работу можно было выполнить только своими силами. В отделе организовали патентную группу во главе с энтузиастом изобретательского дела Кимом Ароновичем Гольштейном. Поскольку я свободно читал технический текст на английском, а Валерий Фрадин - на немецком, экспертизу пришлось провести нам. Мы прошли «краткий курс» основ патентоведения, ну а конструкцию своего двигателя мы знали во всех деталях и подробностях. Началась серия командировок в Москву, в патентную библиотеку на Бережковской набережной. Месяц в командировке, неделя дома и так далее.

На нашем двигателе для тонкой очистки масла использовался центробежный масляный фильтр (центрифуга). Уже тогда на Западе использовали для этой цели бумажные фильтры. Однако бумажная промышленность СССР не могла освоить бумагу нужной прочности с отверстиями нужного размера. Был и второй аспект. Система снабжения запчастями в СССР была настолько несовершенна, что возникали большие сомнения в том, что бумажные фильтры достанутся каждому трактору в нужном количестве и своевременно. А с центрифугой все просто: разобрал, помыл и поставил на место.

Центрифуга была полнопоточной, но часть масла она использовала на собственный привод – оно вытекало под давлением из двух сопел внизу и сливалось обратно в картер. Реактивный момент от этих струй и приводил барабан центрифуги во вращение. Проблема заключалась в том, что на изношенном двигателе расхода на выходе центрифуги не хватало.

Как-то сидели мы с Александром Панковым и рассуждали: вот если бы использовать активную турбину для привода, ничего бы не сливалось. Потом стали думать, как, и придумали. Посоветовались со старшими товарищами. Они подбросили еще пару толковых мыслей. И решили мы попробовать сделать хотя бы примитивную модель такой центрифуги. Панков, в отличие от меня, был парень с руками – сам бы я не справился. Кое-что сделали сами, что-то заказали в экспериментальном цехе. И модель закрутилась.

После этого мы оформили заявку на изобретение и отправили ее на экспертизу - там было четыре автора. Ждали очень долго. Наконец месяца через три пришел дивный ответ. Оказывается, в Госкомитет по изобретениям одновременно, в тот же день пришла заявка от коллектива авторов из НАТИ на центробежный масляный фильтр с активным приводом. Чертеж был очень похож, но чуть-чуть не такой как у нас. Нам было предложено объединиться с авторами из НАТИ и оформить общую заявку. Я уже слыхал про подобные случаи. Московские ученые по совместительству работали экспертами в комитете по изобретениям. Когда им попадалось что-то интересное, они эту заявку притормаживают и подают другую от своего имени. Нам еще повезло. Могло быть и так, что их заявка поступила на день раньше. Мы решили не конфликтовать и оформили новую коллективную заявку. Количество авторов достигло 21.

* * *

После двух лет работы конструктором, в 1965 году я вдруг ощутил, что мне не хватает моих знаний английского. Да и вообще вдруг захотелось учиться.

В Минске были хорошие курсы английского языка при Окружном доме офицеров. Я решил пройти эти курсы. Оказалось, что попасть на них не так просто. Людей с улицы туда не брали. Формально курсы были предназначены для жен и детей (старше 16 лет) офицеров. Эта категория обучалась на курсах бесплатно. Люди посторонние принимались на курсы только при условии, что они принесут с места работы письмо, в котором сказано, что такая-то организация просит зачислить их работника на курсы, поскольку знание иностранного языка необходимо ему по роду работы (зачем простому человеку английский язык?). Для этой категории слушателей обучение было платным. Поскольку в числе дел, которыми я занимался, была патентная экспертиза, получить такую бумагу в отделе кадров завода для меня не представляло затруднений.

Курсы были двухгодичными и начинались с нуля. Английский был моим хобби еще со школьных времен, поэтому я захотел пойти сразу на второй курс. Для этого нужно было сдавать вступительные экзамены. Я без проблем сдал перевод с английского на русский, более-менее прошел устный диалог, однако в диктанте сделал много ошибок. Завуч выразила крайнее удивление: «Вы так легко и быстро переводите, а писать совершенно не умеете!». Но в конце концов махнула рукой и сказала: «Ладно, пропустим!».

Когда мы начали учиться, я понял причину ее либерализма. В нашей группе из двадцати слушателей офицерских родственников было человек пять, остальные – платный контингент. Платный контингент и давал деньги на оплату преподавателей, каковыми были ассистентки и аспирантки из иняза.

К тому времени у меня был большой опыт перевода технических текстов. Это было и хорошо и плохо. Английские слова многозначны. Часто я знал только техническое значение слова и не знал общечеловеческого.

Nut для меня это, конечно, гайка, а вовсе не орех. Crane — подъемный кран, а не журавль, а sedan – тип автомобильного кузова, а не портшез, носилки для транспортировки вполне здоровых благородных людей. Тексты для перевода нам подбирали из классической литературы. И когда я натыкался на мальчика, который грыз гайки, или на летящую в небе стаю подъемных кранов или, наконец, на седан, который несли четыре носильщика, у меня возникали сомнения в моей адекватности. Приходилось лезть в словарь и вновь обретать душевное равновесие.

Занимались два раза в неделю с 6 вечера, четыре академических часа. Были отдельные уроки грамматики, фонетики и перевода. Я считал фонетику пустым занятием и не уделял ей должного внимания. Однажды на упрек преподавательницы за то, что я пропускаю ее уроки, я честно сказал, что в шпионы не готовлюсь, поэтому для меня безразлично, насколько хорошим будет мое произношение. Я привел ей в качестве примера министра иностранных дел СССР А.А. Громыко, который прекрасно владел английским языком, но говорил не нем с жутким белорусским акцентом. Девушка обиделась, и я потом долго перед ней извинялся. Она очень старалась, рисовала на доске ноты, поясняя, как правильно интонировать вопросительные предложения.

Через месяц занятий у меня появилась идея бросить это дело, но тут у нас появился новый преподаватель, Иван Иванович Антонович. Слегка полнеющий, остроумный обаятельный человек. Он был всего на четыре года старше меня. Часто вместо урока мы сбивались на разговоры. Он рассказал, что после иняза окончил аспирантуру в Институте философии. У него была диссертация на выходе и маленький ребенок. По нему было видно, что