Марина Раскова - Записки штурмана Страница 7

Меня захватила большая созидательная работа, которая в то время кипела в штурманском деле. Аэронавигационная наука развивалась очень быстрыми шагами. Я поняла, что мне нужно учиться, чтобы еще глубже вникнуть в смысл науки, к которой я очень быстро пристрастилась. Я решила поступить на заочное отделение Ленинградского авиационного института. В течение двух лет я совершенствовалась в математике, физике, геометрии и механике.

Но специальные знания, нужные штурману, я получала в Академии. Я не была слушателем Академии, но неизменно в качестве ассистента, вернее, технического помощника, присутствовала на лекциях. Оставалось только внимательно слушать и запоминать. Я слушала и запоминала. Перед слушателями Академии у меня было то преимущество, что один и тот же материал я прослушивала много раз и, кроме того, постоянно жила среди приборов, работала с ними, разбирала, чертила, изучала их устройство до мельчайших деталей.

Огромное влияние на своих учеников и помощников оказывал Александр Васильевич Беляков. Он поражал нас своей аккуратностью и четкостью. Беляков обладает счастливой способностью делового человека — заранее предусмотреть абсолютно все, что ему может понадобиться в работе. Свои занятия со слушателями он подготовлял так, что время было высчитано буквально по минутам. Заранее предусматривалось, сколько времени понадобится на решение задачи, сколько — на изложение предмета, сколько отнимут ответы на вопросы. Все, что ему нужно было во время лекции, — наглядные пособия, приборы, чертежи, бланки, бортжурналы, таблицы — все было заранее приготовлено и имело определенное место. Он не отнимал у слушателей ни одной лишней минуты. Со свойственной ему методичностью Беляков заносил в свою маленькую записную книжечку вопросы, которые возникали в процессе преподавания. Аэронавигация — молодая наука. Много возникало вопросов, иной раз неясных даже самому преподавателю. Иной преподаватель из ложного стыда, боясь «уронить» себя в глазах своих учеников, не хочет признаться в незнании, в неумении ответить на возникающий вдруг вопрос. Беляков никогда не пытался изобразить из себя всезнайку. Если что-нибудь ему было неясно, он без смущения говорил:

— Этого я не знаю, мне самому нужно продумать. В следующий раз расскажу.

И не было случая, чтобы в назначенный срок Беляков не приготовил исчерпывающего ответа.

У Белякова всегда можно найти следы его работы. Они хранятся в аккуратных папках в виде записей, чертежей, расчетов, вычислений. Все это он записывает очень четким, мелким почерком. Все, чем он обогащал свой ум, хранилось в папках в нашей лаборатории, и он давал возможность всякому знакомиться со своими материалами. Беляков был ярым патриотом своей лаборатории. Бывало, едва узнает, что где-нибудь в научно-исследовательском институте или библиотеке появились какие-то новинки по штурманскому делу, как сейчас же отправляется туда, все расспросит, выпишет, переведет, если нужно, с иностранного языка на русский и, радостный, принесет в лабораторию. Мы уже по его лицу узнаем, что у Александра Васильевича новость. А он говорит:

— Что я достал, товарищи!

И вынимает из своего портфеля то записку о новых методах радиопеленгации, то какие-то новые изобретения.

— Вот, разберитесь. Когда разберетесь, расскажете мне.

Говорилось это так, будто он давал задание изучить новое изобретение или метод, ему самому еще не известные. Мы, его помощники, старались в этих случаях изо всех сил. Особенно лестно было, что руководитель поручает нам самостоятельную работу. Бывало, придешь к нему и скажешь:

— Вот, Александр Васильевич, я уже это проработала.

Он внимательно выслушает и ответит:

— Спасибо, я все это уже знаю.

Таков был педагогический метод Белякова. Таким путем он прививал своим помощникам и ученикам умение самостоятельно работать. В нашей молодой науке этот метод вполне оправдывался. Создавалась привычка работать особенно тщательно, чтобы потом можно было объяснить другому. И до сих пор я применяю методику Белякова в своей практической работе и в тренировке.

Жизнь Белякова — это как бы отражение его любимого дела: авиации и аэронавигации. Сын сельского учителя, участник гражданской войны, чапаевец, Беляков поступает в авиационную школу и, сам еще не сознавая, что из этого получится, попадает в отделение летчиков-наблюдателей.

«Во время мировой войны, — вспоминает Беляков, рассказывая о себе, — не существовало такой специальности — летчик-наблюдатель. Авиация применялась, главным образом, для корректирования стрельбы. На самолет вместе с пилотом сажали артиллериста. Тот же артиллерист бомбил противника. Если же самолет вылетал на разведку, рядом с пилотом сажали штабного офицера. В то время думали, что наблюдатель обязан наблюдать за приборами на земле, а летать для него не обязательно. По мере развития авиации и увеличения радиуса действия самолета летчик, стал нуждаться в специальном помощнике, который следил бы за курсом и указывал направление полета».

Слушая эти рассказы Белякова, я все более и более проникалась интересом и уважением к его профессии и предмету, который он преподавал. Американский автор Ассен Джорданов в своем интересном и остроумном пособии для летчиков, в книге «Ваши крылья», пишет:

«Побороть страх можно или пренебрежением к опасности или с помощью знаний; последний путь является лучшим».

Беляков, одним из первых летчиков в Советском Союзе, приобрел знания, нужные для того, чтобы не опасаться летать в любую погоду и при любых условиях. Впоследствии он был флагштурманом в перелете Москва — Варшава — Париж и уверенно вел сквозь дожди и туман и против встречного ветра флагсамолет пилота Байдукова. В течение пяти лет Беляков был начальником штурманской кафедры Военно-воздушной академии имени Жуковского. В 1936 году, будучи уже одним из выдающихся аэронавигаторов, Беляков сдал экзамен на звание пилота и стал самостоятельно летать. В июне 1936 года, вместе с Чкаловым и Байдуковым, Беляков совершил беспосадочный перелет по маршруту Москва — остров Виктория — мыс Челюскин — остров Удд (Чкалов) протяжением 9 374 километра. В 1937 году Беляков прокладывает путь тому же самолету по маршруту Москва — Америка, через Северный полюс. Я горжусь, что училась штурманскому делу у Белякова.

Все, что было существенного в этой специальности, я узнала из уст Александра Васильевича. За несколько месяцев из меня получился узкий специалист по штурманскому делу. Я довольно хорошо знала аэронавигацию теоретически, по крайней мере в рамках, в каких она тогда преподавалась в Академии. Но практически о штурманском деле я имела еще весьма смутное представление. Здесь мне пришли на помощь мои старшие товарищи, преподаватели Академии. Однажды Николай Константинович Кривоносов сказал: