Андрей Калиниченко - Воздушный снайпер Страница 7

В низких небольших комнатах мебель стояла так же, как и раньше. Старинная железная кровать родителей с никелированными шариками. Две тахты по углам; на одной из них когда-то спал и Василий с братом. Возле окна стол, покрытый белой скатертью. Фотографии на стене в резных фанерных рамках, часы-ходики. Словом, годы будто пронеслись мимо дома, ничего здесь не изменив.

Голубев сбросил реглан, и пошли расспросы, рассказы. Василий узнал, что три брата - Иван, Александр, Андриан - и сестра Мария тоже на фронте, но писем от них давно нет. На жизнь престарелые родители не жаловались, понимали, что война принесла горе и страдания всем людям.

Накрыли стол. Отец из довоенного запаса налил по чарке, выпили за встречу, закусили. Мать принесла с кухни самовар, поставила на край стола. Запах ароматного чая распространился по всей комнате. Василия охватила расслабленность: после тяжелейших воздушных боев, когда смерть заглядывала в глаза, ранения и госпиталя приятно было сидеть за накрытым столом в кругу родных, ощущая любовь и заботу.

- Что от Саши слышно? - спросила мать.

- Плохо у нее, - сразу погрустнел Василий. - В Ленинграде настоящий голод.

- Надо уезжать ей оттуда, - посоветовал Федор Михеевич.

- Надо, но как? Саша писала мне, что пыталась эвакуироваться, да не удалось. Вывозят в первую очередь детей, стариков и раненых.

- А если немец возьмет Ленинград, что с ней, женой командира-летчика, будет, подумал? - осторожно заметила Варвара Николаевна.

- Ты что, старая, совсем рассудок потеряла? - резко оборвал жену Федор Михеевич.

- Ленинград мы не отдадим, - твердо сказал Василий.

Спать легли совсем поздно. Мать убавила в керосиновой лампе огонь и долго еще тихо сидела за столом, подперев исхудалое лицо мозолистыми руками. Василий взглянул на нее из-под одеяла и подумал: "Она такая же, как в годы моего детства. Только слабее стала".

Давно это было, но все сохранила память. Трудно жила семья Голубевых. В поисках работы Федор Михеевич часто уезжал из дома на заработки. Варвара Николаевна вела скудное хозяйство, стараясь хоть как-то одеть и накормить детей. Вспомнилось, как она ловко вытаскивала ухватом из печи небольшой свежий ржаной каравай, вытряхивала хлеб на стол, и дом заполнял дразнящий горячий аромат. В такие дни, а случались они не часто, Василий, пристроившись на лавке и болтая босыми ногами, глотал слюнки. Мать наливала из крынки немного молока, отщипывала краюшку пышущего жаром каравая и давала сыну. Он жевал хрустящую корку, запивал молоком и посматривал, как мать кормит старших братьев и сестер. Те мгновения были настоящим праздником.

Отец слыл в округе не только знающим крестьянином, а еще и известным каменщиком, плотником. Но и таким мастеровым людям в первые послереволюционные годы искать работу приходилось долго. Иногда его месяцами не бывало дома. Строил первенец плана ГОЭЛРО - Волховскую ГЭС, целлюлозно-бумажный комбинат в Сясьстрое, да где только не работал...

Дома Федора Михеевича всегда ждали с нетерпением. И когда он появлялся у родного крыльца, первыми бросались к отцу заскучавшие дети. Четырех сыновей и трех дочек подарила ему Варвара Николаевна. И этим отец очень гордился. Высокий и загорелый, в выцветшем сером пиджаке и видавшем виды картузе с большим козырьком, он хватал налетевших детей крепкими мозолистыми руками в одну охапку и весело говорил:

- А я не пустой пришел!

Отец доставал из карманов пестро раскрашенные глиняные и деревянные игрушки и раздавал их: дочкам - улыбающуюся матрешку, сыновьям - свисток-петушок или скачущего коня. Одаривание продолжалось долго. Потом вся семья садилась обедать.

За столом разговаривать не полагалось. К большой глиняной чашке со щами, стоявшей посреди стола, первым протягивал свою ложку отец. За ним черпали щи мать, старшие братья и все остальные. Проглатывали и ждали, когда Федор Михеевич снова наберет ложку.

Зимой Василий ходил в школу. Летом, если отец оставался дома, помогал ему по хозяйству. Особенно старался мальчик, когда Федор Михеевич брал его в поле. К четырнадцати годам он умел ходить за плугом, косить сено, заготавливать дрова, словом, делать многое, чем занималась крестьянская семья. Так с детства вырабатывались у мальчишки трудолюбие, прилежание и упорство, он рос ловким, физически закаленным.

А еще Василий любил читать книги. Больше других привлекали внимание те, где рассказывалось о рекордных полетах советских стратонавтов, о первых наших полярных летчиках. Интерес к авиации креп и потому, что паренек часто наблюдал, как летчики кружили над Старой Ладогой: видимо, здесь была у них учебная зона.

Однажды Василий сделал модель самолета. Получилось неплохо. За ней появились вторая, третья. Пробовал запускать их с крыши дома, но все они разбивались. И тогда он мастерил новые.

В 1928 году, после окончания семилетки, Василий собрался в Ленинград.

- Иди на завод к брату Ивану, - напутствовал отец. - Он поможет устроиться на работу.

Брата Василий разыскал. А вот на завод не пошел. У него созрел уже другой план: учиться на летчика. Целыми днями пропадал у здания Военно-теоретической школы летчиков, чтобы подать заявление о приеме на учебу. Но все, кому он показывал его и метрическую выписку, лишь снисходительно улыбались, объясняя, что на учебу принимают ребят постарше. Не брали и на работу. Голубев шел только шестнадцатый год.

Как ни обидно, надо было возвращаться домой. По пути завернул в Сясьстрой к старшему брату Александру - да так у него и остался. Тогда страна еще не избавилась от безработицы, и найти постоянную работу удавалось далеко не каждому. Почти два года Василий перебивался на случайной поденщине. Убирал территорию целлюлозно-бумажного комбината, грузил мешки в порту, перекатывал на лесопилке бревна. Заработки были крайне скудными, но юноша не унывал. В конце концов, его взяли чернорабочим на комбинат. Материально жить стало легче, но парень смотрел дальше. Его не оставляло желание учиться. Помог случай: при предприятии открылась вечерняя техническая школа. Чтобы поступить в нее, требовалась рекомендация авторитетного человека. Ее дал юноше бывший матрос, участник Цусимского боя в русско-японскую войну, рабочий Подлесный, как сказали бы в наши дни, - наставник Голубева.

- Парень ты грамотный, ловкий, - напутствовал он, - есть в тебе наша пролетарская косточка. Учись, Василий, стране очень нужны грамотные люди.

- Буду стараться, - заверил Василий.

- Вот и хорошо, - удовлетворенно сказал Подлесный.

Кто знает, может, после того по-взрослому серьезного разговора и утвердилась на всю жизнь у Голубева черта характера - непременно выполнять обещанное, держать слово. И уже тогда он понял, что только труд, напряженный, честный и повседневный, дает возможность осуществить заветную мечту.