Сергей Марков - Онассис. Проклятие богини Страница 7

Аристо Онассис стал свидетелем ставшей потом легендарной, хрестоматийной резни в Смирне. Тут и там раздавались призывы по-турецки: «Убивайте проклятых гяуров!» Дома грабили, мужчин убивали сразу или изуверскими пытками (отрезали понемногу от плоти или загоняли иголки под ногти и в мошонку или поджаривали, чтобы узнать, где спрятаны деньги и драгоценности).

Мальчиков, девочек, женщин многократно насиловали, а потом, когда они уже не годились для совокуплений, убивали. Женщинам, перед тем как их убить, отрезали груди. Обо всём этом пишет Андрей Битов в повести «Уроки Армении». Отцов заставляли насиловать своих дочерей, сыновей — своих матерей. Юношу Сурена, избив, исполосовав кинжалом, хохоча, принудили изнасиловать мать Асмик и сестру Ануш, «затем отсекли ему половой член и засунули в рот сестре, с которой связали лицом к лицу, как связывали обычно жениха и невесту».

Чтобы заглушить крики, постоянно играл турецкий военный оркестр. Беременных валили наземь и отплясывали на их животах, пока не выдавливался плод, или просто вспарывали животы и насаживали не родившихся ещё детей на кинжалы, сабли, пики, штыки и бегали с этими кровавыми комочками по улицам армянского квартала. Пытавшихся бежать ловили, заставляли рыть яму, прокалывали низ живота и закапывали живьём, после чего земля ещё некоторое время «дышала» — это казалось забавным.

Утомившись от изнасилований и пыток, 13 сентября турецкие солдаты, воспользовавшись сильным ветром со стороны мусульманского квартала, облили бензином и подожгли здания христианско-европейской части Смирны. Огонь стеной пошёл прямо на армян. (Мустафа Кемаль, правда, уверял, что армяне подожгли себя сами. Французскому адмиралу Дюменилю 24 сентября он говорил: «Мы знаем, что существовал заговор. Мы даже обнаружили у женщин-армянок всё необходимое для поджога… Перед нашим прибытием в город в храмах призывали к священному долгу — поджечь город».)

Насиловали, истязали, убивали уже не только армян, но и греков и всех христиан. (Сократу Онассису за большие деньги удалось отправить женщин своей семьи в Грецию.) Надеясь на спасительные корабли, христиане столпились на набережной. Турецкие солдаты её оцепили, оставив людей без еды и пресной воды. Через трое, четверо суток несчастные стали умирать, некоторые бросались в море, кончая с собой. С утра до позднего вечера военный оркестр играл бравурные марши. А когда к полуночи он переставал играть, с набережной слышались крики и стоны.

«Очень удивительно, сказал он (герой рассказа. — С. М.), что кричат они всегда в полночь, — читаем в рассказе „В порту Смирны“ Эрнеста Хемингуэя, работавшего тогда европейским корреспондентом канадской газеты „Стар“ и освещавшего события в Турции. — <…>

Он чрезвычайно обрадовался, и мы дружески разговорились. Хуже всего, сказал он, — это женщины с мёртвыми детьми.

Невозможно было уговорить женщин отдать своих мёртвых детей. Иногда они держали их на руках по шесть дней. Ни за что не отдавали. Мы ничего не могли поделать. Приходилось в конце концов отнимать их…»

Наблюдая за пожарищем с корабля, Мустафа Кемаль, будущий Отец турок, провозгласил: «Перед нами знак того, что Турция очистилась от предателей и иноземцев. Отныне Турция принадлежит туркам».

Среди замученных был греческий митрополит Хризостом Смирнский, крестивший во младенчестве Аристотеля Онассиса. Отказавшись покинуть город, Хризостом был выдан турецким командующим Нуреддином-пашой на растерзание толпе. Митрополита избивали, кололи кинжалами, вырвали бороду, выдавили глаза, отрезали язык, уши, нос… (По некоторым сведениям, из милосердия его пристрелил какой-то критский турок.) Всё это происходило на глазах французских солдат, которым был дан приказ не вмешиваться. Убили и сопровождавших Хризостома старост: один был изрублен на мелкие кусочки и скормлен собакам, другого привязали за ноги к автомобилю и таскали по Смирне, гудя в клаксон. Впоследствии Хризостом Смирнский был причислен к лику святых.

Поначалу турецкие военные корабли перекрыли гавань, чтобы никому не дать уйти. Однако под давлением Англии и Франции разрешили эвакуацию всех христиан, кроме специально отобранных девушек и мужчин от 15 до 50 лет, которых объявили интернированными и подлежащими депортации на принудительные работы (пожизненное рабство). Срок на эвакуацию устанавливался до 30 сентября. Оставшиеся после этого в Смирне также подлежали депортации на принудительные работы. В гавани стояло много судов союзных держав, но большинство из них, сославшись на нейтралитет, отказались забирать греков (из армян к концу сентября уже почти никого не осталось в живых). Под охраной американских судов в порт Смирны прибыла наскоро собранная греческая флотилия. Японские корабли выбрасывали за борт весь свой груз, чтобы принять как можно больше людей.

«…И ещё я видел старуху — необыкновенно странный случай, — пишет Хемингуэй. — Я говорил о нём одному врачу, и он сказал, что я это выдумал. Мы очищали мол, и нужно было убрать мёртвых, а старуха лежала на каких-то самодельных носилках. Мне сказали: „Хотите посмотреть на неё, сэр?“ Я посмотрел, и в ту же минуту она умерла и сразу окоченела. Ноги её согнулись, туловище приподнялось, и так она и застыла. Как будто с вечера лежала мёртвая. Она была совсем мёртвая и негнущаяся. Когда я рассказал доктору про старуху, он заявил, что этого быть не может.

Все они теснились на молу, но не так, как бывает во время землетрясения или в подобных случаях, потому что они не знали, что придумает старый турок. Они не знали, что он может сделать. Помню, как нам запретили входить в гавань для очистки мола от трупов… <…>

Трудно забыть набережную Смирны. Чего только не плавало в её водах. Впервые в жизни я дошёл до того, что такое мне снилось по ночам. Рожавшие женщины — это было не так страшно, как женщины с мёртвыми детьми. А рожали многие…»

Всего Красным Крестом было зарегистрировано более полутора миллиона беженцев. Количество убитых в разных источниках варьируется от 70 до 270 тысяч. В огне погибли сотни домов, 24 церкви, 28 школ, здания банков, больниц, театров, консульств… Около четырёх тысяч юных гречанок и 120 тысяч мужчин были депортированы во внутренние области Анатолии. Большинство погибли по дороге, не выдержав истязаний как конвоиров, так и выходивших навстречу деревенских жителей. «Кемаль отпраздновал свой триумф превращением Смирны в пепел и истреблением всего местного христианского населения», — писал в мемуарах Уинстон Черчилль (кстати, много лет спустя, уже на яхте Аристотеля Онассиса «Кристина», где ему отменно работалось).