Владимир Соловьев - Последний солдат империи. Юрий Дмитриевич Маслюков в воспоминаниях современников Страница 7

Но на следующий день он собрал соответствующие подразделения Госплана и рассмотрел всю проблему досконально. Убедившись после дополнительных проработок в правильности постановки вопроса, он пошел к Рыжкову, доложил всю обстановку. Однако вообще-то, объективно говоря, стране неоткуда было взять ни инвестиции, ни ресурсы. Для того чтобы как-то поправить дело, нужно было снимать финансирование или с вооружения, или с социальной сферы, или с каких-то других программ, которые уже были под контролем Центрального комитета партии. Рыжков сначала поручил решить вопрос своему первому заму, был такой Лев Алексеевич Воронин, но в конце концов все вернулось к Рыжкову. И все же рано или поздно, под напором Юрия Дмитриевича Маслюкова – да плюс еще подключились министры, – вопрос был решен. Пусть не классическим плановым способом, но цель была достигнута. Топливно-энергетический комплекс в конце концов получил возможность работать так, как этого требовали интересы страны. Вот эта настойчивость всегда отличала Юрия Дмитриевича, ибо многие другие руководители в данном случае чаще всего делали ручки по швам, как приказано сверху. А у него была своя точка зрения, свое мировоззрение, и он умел это отстаивать. И знаете, это не единственный пример.

Однажды Юрию Дмитриевичу позвонили от помощников Горбачева. Сказали, что приехали представители американской фирмы Chevron – это одна из крупнейших энергетических корпораций в мире. Они, мол, готовы разрабатывать наши казахские месторождения – это район Тенгиза, – Михаил Сергеевич рассмотрел их предложение и выразил пожелание, чтобы мы как-нибудь нашли общий язык с этой американской фирмой. Юрий Дмитриевич позвал на переговоры меня и начальника нефтяного и газового отдела. Американец, Гиффен, кажется, его фамилия, представил нам доклад с картинками – все разукрашено, все прелестно, и прямо завтра страна будет богата, если мы пойдем навстречу этой фирме. «Ну хорошо, – говорит Юрий Дмитриевич, – вы нам материалы оставьте, мы все-таки посмотрим, что и как». И поручил нам все проверить. Мы посмотрели и увидели, что нас просто обманывают, потому как те доходы, которые были бы у Советского Союза на условиях этой фирмы, по большому счету нищенские, а те расходы на геологоразведку и инфраструктуру района, которые мы уже понесли, нам как бы прощались – то есть получалось, что мы задаром работали. Ну, встретились снова с этим господином. Тот говорит, мол, это недоразумение, приезжайте к нам в Америку, мы все расчеты покажем. Что ж, поехали в Америку, убедились: какие бы там расчеты ни были, а правда есть правда. Доложили Горбачеву. Конечно, нам было известно, что Михаил Сергеевич обязательно хотел какого-то контакта и взаимопонимания с американцами добиться через эту фирму, но в конце концов пришлось ему с нами согласиться. Проект тогда приостановили.

Невозможно было представить, чтобы Маслюков повысил на кого-то голос – в любых обстоятельствах он общался с людьми ровно и открыто. Однако если сотрудник пообещал решить какую-то задачу и не выполнил обещанного, то при обсуждении будущих мероприятий и следующих сроков Юрий Дмитриевич мог тихим, душевным голосом спросить: «Ну, Иван Иванович, вы сами поправите дело или нам уже нужно подыскивать на ваше место кого-то другого?» И всегда давал второй шанс. Впрочем, больше двух раз обмануть его доверие было нельзя. Один из сотрудников Маслюкова по Военно-промышленной комиссии рассказал историю, которая исчерпывающе характеризует эту особенность натуры Юрия Дмитриевича.

У нас есть общий знакомый, который работал вместе с Юрием Дмитриевичем, они неплохо общались, почти дружили. После августовского путча 1991 г. был создан Временный комитет по оперативному управлению народным хозяйством во главе с Иваном Степановичем Силаевым. И вдруг мы узнаем, что этот наш знакомый написал Силаеву записку с предложением ликвидировать ВПК и передать ее функции возглавляемому им отделу.

В 1996 г., когда Маслюков стал председателем Комитета по экономической политике Государственной Думы, тот человек позвонил мне и попросил устроить встречу. Юрий Дмитриевич согласился. Встретились после работы, выпили по чашечке кофе, по стаканчику виски, поговорили о том о сем, тепло распрощались. Мы с Маслюковым остались еще ненадолго, допиваем кофе, докуриваем. Я говорю: «Юрий Дмитриевич, ну и как мы с ним дальше будем работать, общаться?» Он отвечает: «А вот так, как сейчас. Ты помнишь это тяжелое, смутное время после так называемого путча? И помнишь, как он себя повел? Я с такими людьми работать больше никогда не буду. Придет – нальем, обнимемся, поговорим, и пусть уходит».

К судьбе того человека я вернулся в разговоре с Юрием Дмитриевичем в 1998 г., когда он был первым вице-премьером. Обсуждали кадровые вопросы, он спросил, кого, по моему мнению, можно было бы назначить на одну из должностей. Я предположил, что по опыту работы и интеллекту тот товарищ подошел бы как нельзя лучше. Юрий Дмитриевич заметил: «Да, ты абсолютно прав, по опыту работы и интеллекту. Но любая серьезная должность требует определенных моральных качеств и порядочности. Ты помнишь наш разговор в 1996-м? Я с этим человеком работать не буду никогда».

Предательства Маслюков не прощал, и не только личного, но и, скажем так, идеологического – ведь в данном случае человек, если угодно, предал систему управления военно-промышленным комплексом, дело, которому Маслюков посвятил всю свою жизнь.

Глава 2

Может создаться впечатление, что Юрий Дмитриевич был такой человек-кремень. Вовсе нет. Он просто был очень счастлив. Он обожал свою работу и очень любил свою семью. С будущей женой он познакомился еще в Ленинграде, в военно-механическом институте, куда Светлана Ивановна поступила на первый курс, а Юрий Дмитриевич – после артиллерийской академии – на третий. На субботнем вечере в студенческом общежитии он сразу подошел к ней и пригласил на один танец, затем на другой, потом на завершающий вальс, потом пошел провожать до комнаты. Так начался их роман.

У него была такая борьба за меня, – вспоминает Светлана Ивановна, – которой я, наверное, и не заслуживаю. За мной ухаживал в тот момент не кто-нибудь, а секретарь комсомольской организации Военмеха. Но Юрию Дмитриевичу, если он чего-то хотел, такие мелочи не мешали совершенно. Друзья мне рассказывали, что они с Володей, скажем так, выясняли отношения из-за меня на чердаке общежития.

Вообще, военно-механический вуз предполагает очень много ребят, а у Юры в группе и вовсе были одни мужчины, группа так и называлась – гвардейская. И почему-то дружили наши ребята военмеховцы в основном с девочками из других вузов, а наших редко выбирали себе в жены. А у нас вот так сложилось.