Сергей Смирнов - Непередаваемые прелести советской Прибалтики (сборник) Страница 7

Где-то полыхнула зарница. Потом всполохи побежали по всему горизонту, делая силуэт МПКашки просто наклеенным – Лёшкины предсказания, похоже, сбывались. По кустам пару раз пробежал довольно ощутимый ветерок, но Лёха увлечённо продолжал:

– Вот гляди, ты мне всё про свальный грех толкуешь…

– Я?!! – но Лёха всё никак не мог успокоиться, будто опасался, что он не так мне что-то объяснил, а я его не так понял.

– Ну, я, я… Вот… Ещё пример. Не про латышей, правда. Про литовцев. В Латвии я с таким не сталкивался, врать не буду. Попал я на литовский хутор, на свадьбу. Случайно попал. Хутор, по местным понятиям – глушь. Но народу откуда-то понаехало – под сотню. И это, говорят, не много ещё, нормально. Стол под навесом, бабьё суетится, молодых нет ещё. А баня – здоро-о-овая, чуть ли не на взвод, а то и больше – натоплена уже. На хрена им такая баня, на хуторе-то? Приехали молодые. Из кирхи, между прочим. Во-о-о… И, прежде чем за стол садится, весь народ этот, всем кагалом… Ну, кроме дряхлых и сопляков совсем… С молодыми! Все – в баню!.. Нас с Надеждой тоже затащили, как не упирались мы! Но, смотрю, парится народ, ржёт, друг над другом подшучивает. Чё они там говорили, хрен их знает – там по-русски-то полтора человека могло. А я, хоть языки и похожи, тоже еле разбирал. Попарились – и за стол. И нормально всё – пьют, гуляют… А баня эта так всю ночь и топилась. И кому надо – так до самого утра туда и захаживал. И мало того, что из-за девок-то так ни разу и не передрались – пьяного ни одного не было! Ну, чтоб в лом. А ведь я знаю таких деятелей с политуправы, которые местных за выкрутасы эти за извращенцев просто держат. За похабников. Это наши-то! Нет, Серёг, никакие они не особенные – другие просто. Вон мы сегодня тоже парились. Вот бы всем кагалом туда набились, а? Чё бы было? Скорей всего ничего, но праздник бы напрочь смазали – сидели бы потом за столом, как деревянные, глаз друг на друга не поднимая, и через часок – глядишь, разошлись бы…

– Ну, не зна-а-аю!.. С Натахиными-то приколами?

– Ты Наташку не знаешь совсем. Внимания обращать не стоит – выпендрёж всё это. Юрку она до одурения любит и за него кого хошь порвёт. Вплоть до председателя КГБ включительно!.. Было дело, Юрку с того света тянули. Так Наталья его на ноги поставила и на ВВК всех так построила, что они, со страху только, ему где надо и где не надо «годен» записали. А Юрка-то её просто боготворит. Да мы все за ней, как за каменной стеной.

– Как так?

– А врач она. Доктор. Но так как ещё и стерва порядочная, то и профессию себе выбрала под стать – стоматолог!.. – Лёха заржал и, продолжая хохотать, продолжил, – Но на заставе – за всех. Вплоть до проктолога!!! Ой, мать их… Обложили со всех сторон: Галка за мной с пирожками носится, а Наталья – с тонометром. Плетёт моей, что у меня то то не то, то это, а моя слу-у-ушает, как дурочка, таблетки какие-то от неё таскает. А от Галки – отвары… Бр-р-р!.. – Лёшку притворно передёрнуло, – Так что я, Юрка и Филиппыч – самые здоровые мужики в погранвойсках!

– А твоя-то кто?

– Да тоже всё, как по писанному. У нас же офицерская жена кто – врач, учитель, домохозяйка. Врач есть. Домохозяйка тоже – Галка. А моя – училка! Химии и биологии. Правда, и домохозяйка тоже – работы не нашла здесь. Ну, занялась тут… Ленинской комнатой… Уголком Дзержинского, библиотекой. Юркин хлеб отбивает. У моих и так мозги набекрень, а она им ещё и книжки втюхивает.

Над дальним мысом взлетела зелёная ракета. Потом ещё одна. Еще. И так пять штук подряд. Потом разом три красных одновременно. Потом белые – парами. Раз… Два… Три…

– Что это, Лёш?

– Да ничего. Соседи мои решили в праздничке поучаствовать – салют им, вишь, устроили.

Взвилась ракета и над МПК. Вторая… Лёха заорал в кустарник:

– Кто шмальнёт – трое суток ареста! Всем передай.

– Е-е-есть!.. – обиженно донеслось оттуда.

Пляж по-своему ответил на приветствие. По кострам, видимо, начали молотить палками и они ярко вспыхивали, выбрасывая вверх огромные снопы искр – тут, там, сям… И вскоре весь пляж покрылся как бы ярко вспыхивающими звёздами. Лёшка покачал головой и задумчиво проговорил:

– Сплочённые… – и непонятно было, одобрительно это он, или нет.

– А ты слышал, как они поют? – вдруг встрепенулся он, – Слышал?

– Я? Слышал, вроде… – я покопался в памяти, – Или нет?.. Не помню, Лёш. По пьянке все поют.

– Не-е-е… Не «шумел камыш» в три горла плюс пол-литра. И не Хазбулата всей свадьбой, дурными голосами. Они народные песни поют. Свои. Соберутся в парках. В скверах там… В лесу вот – и поют. Десятками, сотнями, тыщами…

– Ну, уж и тыщами?..

– Да! Тыщами!.. Свои народные песни. А наши-то: «Чой-то они так сплочённо поют? Что их так сплачивает-то – без партии и правительства?». Празднуете? Ну, празднуйте-празднуйте… А мы вам – усиление нарядов дежурной службы, активизация работы с агентурой, пропаганда среди лояльного населения, выявление активистов и профилактика с неопределившимися!.. И был праздник-то национальный, а тут глядь – он уж националистический!!! Сами же наговняли, теперь сами же и расхлёбываем!..

– Тихо, Лёх!.. – заговорил я отчего-то хриплым шёпотом, – Бойцы услышат. Не дай Бог, стуканёт кто…

– Кому? Юрке? Или он кому? Из своих партагеноссе? Не смеши. Юрка не дурней нас с тобой, и сам всё отлично понимает. Мне иногда кажется, что даже лучше и больше, чем мы с тобой. Ну, уж больше, чем я – точно. Не, мне с замполитом повезло. Были б все замполиты такими, может, такого бардака-то и не было бы! А за бойцов ты не переживай – тот же Юрка им в понедельник, на политзанятиях, мозги вправит и, если надо, всё, что я тут накосорезил, подрихтует и согласует с мудрой национальной политикой партии. Не, вот, Серёг, ты скажи, почему они Лиго до сих пор празднуют, а мы Купалу – нет? Почему?

– Ну, почему-почему?

– Да потому что у нас великая октябрьская социалистическая революция аж в семнадцатом годе была, а у них – в сороковом, типа!.. А на деле-то и вообще в сорок пятом. Потому что у нас гражданская война в двадцать втором закончилась, а у них – в середине пятидесятых. Потому что у нас после Иосифа Виссарионовича уж повыходили все, а у них только-только сажать закончили. Вернулись мы в сорок пятом и чуть не треть тут пересажали, перестреляли да выслали. И понеслась – до середины пятидесятых по лесам шарится!.. Мы за ними, они от нас, мы за ними, они от нас… Стало быть, последние-то, которых в середине пятидесятых посадили, вот в эти-то три-четыре-пять лет и повозвращались уже. И сейчас сидят те сидельцы там, внизу у костров, и празднуют… Они празднуют, а мы тремя караулами на них пялимся – два с лесу, из кустов, а один – с моря огонёчками светит. Да ещё и ракетками постреливаем: мол, празднуйте, но не очень-то – под контролем всё. И о чём сейчас тот сиделец молодой поросли там рассказывает, о чём вспоминает? На бранд-вахтенные огонёчки-то любуясь? Лагерные вышки он там сейчас вспоминает! И о них, поди, и рассказывает!..