Александр Шавердян - Путь воина Страница 7

Когда читаешь страшные протоколы лысенковской Сессии, создаётся впечатление, что учёные сперва просто не поняли, с чем столкнулись. Этим интеллигентнейшим, умнейшим людям казалось, что здравого смысла и профессионализма достаточно для победы над малокомпетентным оппонентом, и они вышли на диспут во всеоружии своих знаний, но совершенно не отдавая себе отчёта в том, что попали в аномальную зону, где не четыре, а одиннадцать сторон света… В этой зоне знания и профессионализм не стоят совершенно ничего. Учёные оказались не готовы к такому развитию дискуссии; "мичуринцы" их просто задавили сталинско-советской демагогией, бессмысленной и беспощадной.

Трудно сказать, был ли у злосчастных биологов шанс на спасение. Скорее всего, нет. Но, найдись среди них такие, кто своевременно понял бы, с чем придётся иметь дело, что в предстоящей "дискуссии" акцентировать шарлатанство "народного академика" бесполезно, а надеяться можно только на ту же самую демагогию, — кто знает, может быть, программный (и погромный) доклад Лысенко удалось бы в зародыше подорвать.

Увы, таких прозорливых людей не нашлось, Лысенко победил советскую науку и успел наделать столько судьбоносных мерзостей, что сейчас его фамилию знает каждый.

Оголевец же, напротив, известен считанным единицам [15]. А мог бы греметь наравне с коллегой-"мичуринцем". Судьбу советской музыки при таком развитии событий мы, по мере сил, обрисовали выше.

Подводя некоторый итог, скажем следующее:

Летом и осенью 1947-го года советское музыкознание оказалось на грани революции, аналогичной той, которая менее года спустя до основания разрушила советскую генетику. Тем, что музыкознание избегло этой участи, оно в огромной степени обязано героизму и мудрости Александра Исааковича Шавердяна.

И это — ещё один его подвиг. Гражданский и личного мужества.

Армянские музыканты определённо меня не поймут, если, завершая этот труд, я так ничего и не скажу о Шавердяне — знатоке и исследователе родной ему армянской музыки. Но причина, не позволяющая мне распространяться на сей счёт, вполне веская: Тема требует специальных знаний, а их у меня нет. Хотя музыке я вовсе не чужд, основные мои интересы лежат в сфере беллетристики, драматургии, поэзии.

Поэтому мне представляется правильным дать слово профессионалу — в "Приложениях" к данной работе опубликовать текст выступления на уже упоминавшемся Вечере 1979-го года видного армянского музыковеда Никагоса Петросовича Тагмизяна. Ещё полнее образ Шавердяна-учёного, его значение для армянской культуры раскрыты в статье того же автора "Александр Шавердян и армянское историческое музыкознание", опубликованной в качестве предисловия ко второму изданию книги А. И. Шавердяна "Комитас" ("Советский композитор", Москва, 1989).

Сказать несколько слов об этой книге я всё же обязан.

Неспециалисту трудно в полной мере оценить и даже просто понять чисто научные разделы этого фундаментального труда. Но те его страницы, где автор рассуждает на общегуманитарные темы, исследует вопросы исторические и биографические, не оставят равнодушным никого. Здесь всё читается легко, на одном вздохе, как хорошая проза. И это не удивительно: Шавердян — не только глубокий учёный, но и блестящий мастер языка.

Монография "Комитас" поистине универсальна. Исследователь армянской музыки найдёт здесь богатый материал для своих изысканий, историк множество малоизвестных фактов и биографических сведений, а писатель обнаружит в рассказе о славной и трагической судьбе гениального музыканта массу драматических коллизий.

В целом же эту книгу можно считать настоящим научным подвигом.

На этом, собственно, и завершается наша попытка ответить на поставленный в самом начале вопрос — "чем же А. И. Шавердян интересен и ценен всегда?"

Удалась ли она? Судить читателям. Мы, во всяком случае, постарались описать некоторые из подвигов, научных, гражданских и человеческих, которые он совершил за свою короткую жизнь.

Этот список далеко не полон, как не претендует на полноту освещения темы и наша работа. Начни мы сейчас просто перечислять, что ещё следовало бы сказать о Шавердяне, но чего мы не сказали, — получится текст, более объёмный, нежели приводимый выше.

Хочется верить, что современные музыковеды, музыканты, а также историки, — не только музыки, но и страны, в которой мы выросли, — восполнят пробелы этой работы и так или иначе увековечат память человека, которому, право же, очень многие обязаны очень многим.

16 08.2003. Москва

P. S. Уважаемые читатели! Свои восторженные отклики и возмущённые опровержения, пожалуйста, присылайте на e-mail: [email protected]

Примечания

1

Дело, напомним, происходит в 1979-м году. — А. Ш.

2

Имеется видеозапись. — А. Ш.

3

Увы, и эту тему — роль Шавердяна в спасении советского музыкознания от Оголевца — Тихон Николаевич тоже никак не поддержал, что, однако, не помешает мне подробно развить её в дальнейшем изложении. — А. Ш.

4

Цитируется по книге: А. Шавердян "ИЗБРАННЫЕ СТАТЬИ", Москва 1958 г., стр. 57.

5

На фоне, скажем, расплодившихся ныне мюзиклов при полном (хочется верить, что только кажущемся) отсутствии серьёзной современной русской оперы. — А. Ш.

6

Здесь и далее статья цитируется по вышеназванной книге.

7

Многочисленные названия и собственные имена опущены мной специально. — А. Ш.

8

"Говоря об Александре Исааковиче как о критике, музыкальном учёном, деятеле, нельзя не отметить и ещё одной его черты — это скромность. Он никогда не гонялся ни за званиями, ни за степенями. Он был предан своей работе, он весь в кипучей деятельности, и внешние атрибуты жизни его мало интересовали." — Из уже цитированного выступления Ю. В. Келдыша.

9

Жалко, что я не питерский "митёк", а то непременно создал бы картину "Буся Гольдштейн перековывает смычок на винтовку"… — А. Ш.

10

Музгиз. Москва — 1946 — Ленинград.

11

Была ещё и первая книга "Основы гармонического языка" объёмом в 114 (!) авторских листов, увидевшая свет в 1941-м году.

12