Александр Лебедь - За державу обидно Страница 70

- Товарищ майор, доложите, кто является вашим непосредственным начальником и кто - прямыми?

В стеклянных глазах метнулась встревоженная мысль: "Куда клонит?" Но, поскольку вопрос был внешне невинный, не отвечать на него не было ни малейших оснований. Захарик не очень уверенно доложил: "Непосредственный начальник - командир полка, прямые - начальник политотдела дивизии, вы..."

Я его прервал: "Достаточно! Вы доложили начальнику политотдела о наложенном на вас взыскании?"

Тревожный блеск усиливался: "Ай-яй-яй - прокол!" Врать было бесполезно, трубка была у меня под рукой. Я мог тут же все проверить!

Усугублять положение Захарик не стал.

- Нет, не доложил!

- На каком основании через головы прямых начальников вы вышли на члена военного совета и доложили ему ситуацию в извращенном виде?

Молчание. Крыть нечем.

- Товарищ майор. Ваши горячечные действия убеждают меня в том, что я был прав, наложив на вас взыскание. Пойдемте прогуляемся по территории полка, вы расскажете, а лучше молча покажете, что вы как замполит полка конкретно проделали для улучшения бытовых условий людей, создания здоровой моральной атмосферы.

И мы пошли. На крыльце я задал Захарику первый контрольный вопрос: "Вот две казармы. Доложите, в каком подъезде, на каком этаже, какое подразделение живет?" Это был бывший мой полк, и я знал отлично, кто и где живет. Надуть меня было невозможно. Ответ воспроизводить не хочу, настолько он был путаный, противоречивый и неправильный. Сначала мы пошли в чайную, которая представляла собой предельно грязное, полутемное помещение, с исчирканным солдатскими сапогами полом, замызганными, грязными столами. Стульев не хватало примерно половины. Ассортимент убогий, наряда нет, вследствие чего посуда грязная. Как шутили солдаты: "многоразового пользования".

- Почему в таком состоянии чайная?

Четкий ответ: "Это дело зам по тылу".

- Дело зам по тылу - обеспечить соответствующие материалы, а чье же дело - организовать работу, чтобы сделать одно из немногих помещений в полку, которое посещает каждый солдат, уютным, красивым?

Четкий ответ: "Это дело командира полка".

- А какова же ваша роль?

Молчание.

Потом мы пошли в парк. В парке я предложил Захарику рассказать и показать пальцем, в каком боксе и какого подразделения стоит техника. Высокомерное молчание верблюда. В глазах читалось:

"Вопрос не по чину и вообще - это дело зама по вооружению".

- Понятно, товарищ майор. Последний вопрос на всплытие - ведите меня в аккумуляторную, там на месте поясните: получают ли аккумуляторщики молоко и как они обеспечены спецодеждой? Я готов смиренно следовать за вами.

Захарик повернулся и очень уверенно зашагал в угол парка, в сторону, диаметрально противоположную аккумуляторной. До того уверенно зашагал, что у меня в душе шевельнулось сомнение: не перенес ли командир полка аккумуляторную в другое место?

Но по мере того, как мы шли, сомнения мои развеялись. В этом углу парка стояли навесы со сваренными из арматуры воротами, где под крышей, но практически на свежем воздухе хранилась техника роты материального обеспечения. Аккумуляторной там не было и быть не могло. Но я молча шагал за Захариком, прикидывая, как же он будет выворачиваться из этого положения. Захарик остановился, внимательно исследовал взором навесы. Я ехидно подсказал: "Товарищ майор, я вас просил привести меня в аккумуляторную".

Бесстрастный ответ: "Она была здесь!"

Командир полка не выдержал и захохотал.

Что было потом? Потом был звонок командующего, генерал-полковника Калинина, с мягкой рекомендацией: обращаться с замполитами поосторожней. На что я доложил, что единоначалие в армии никто не отменял, и он такой же заместитель командира полка, как и все остальные. Причем заместитель пустой и злобный, и его работа, вернее, отсутствие таковой, приносит несравнимо больше вреда, чем пользы. Если бы я взыскал с любого другого заместителя командира полка, то этого бы никто не заметил. Командующий от дискуссии на данную тему уклонился.

Потом был визит члена военного совета генерал-лейтенанта Смирнова, когда образцово-показательно отстаивалась честь мундира, корпоративные интересы были возведены в абсолют, и работа по схеме: отыскание виноватых наказание невиновных - поощрение неучаствовавших. Было уволено два прапорщика, все кругом получили взыскания, кроме, конечно, Захарика, потому как он в силу своей должности обязан быть правым, его ведь партия к делу приставила. Он с ней вроде как на ты! Ну, а все остальные: командиры, зампотехи, "пэвэошники", тыловики - это быдло, удел которых быть виноватыми всегда! Но потом в офицерском корпусе полка возродились нормальное самолюбие и гордость русского офицера, который никогда быдлом не был и не будет, а если его таковым и пытаются делать, то это временно, на непродолжительный срок, пока он не разобрался: кто есть кто! В конечном итоге оказался майор Захарик замполитом артиллерийского полка в Шамхоре, в славной Кировабадской 104-й "Дикой" воздушно-десантной дивизии. Ребята там простые, откровенные. Сущность замполита они схватили быстро. Пару раз намяли ему бока, после чего его отправили в адъюнктуру на педагогический факультет. Кто умеет играть тот играет, а кто не умеет - идет учить, как играть!

Дивизия, особенно если это дивизия "придворная", да еще и такая разбросанная по городам и весям, - организм очень интересный, и работы в ней непочатый край. Кроме того, это просто большой организм. Воздушно-десантные войска никогда в своих рядах сокращенного состава, не имели, и этот большой организм являлся, в известной степени, сколом государства, а на другом, тактическом уровне - командира.

Работа с дивизией была большой, интересной, если угодно - творческой. Здесь ни убавить, ни прибавить. Если бы не систематически внедряемая в армейский организм идеологическая зашоренность и образующаяся вследствие ее армейская "простота", которая, как известно, бывает хуже воровства, жизнь была бы прекрасна. Такая служба - это та стихия, в которой я всегда себя чувствовал предельно комфортно, как рыба в воде, несмотря ни на какие трудности, лишения, тяготы, мороки. Это был 1988 год. Год, когда поливание армии грязью отложилось у всех в сознании, как добрая традиция, когда не лаял на армию только ленивый, и вдвойне, втройне было приятно доказать, что она есть армия, для которой нет задач невыполнимых. Хорошее это было время. Хорошее в смысле надежд. В офицерском корпусе жила ни на чем не основанная вера в то, что вся эта грязь и муть схлынут, а здравый смысл возьмет верх. Держава оценит по достоинству свои Вооруженные Силы, и придет массовое осознание того, что ей, Державе, без Вооруженных Сил не быть! Так уж устроен мир: слабых и беззубых клюют все. Даже те, у кого в другое время и мысль такая не шевельнулась бы. Веру с надеждой убили позже. Убили, предварительно тщательно вытерев о них ноги, привнеся в армейскую среду никогда в широких масштабах не свойственные ей цинизм, коррупцию, предпринимательство. Все это гниль, все это коррозия, она гложет, разъедает, тем не менее, смею настаивать, что Вооруженные Силы - один из самых стойких институтов государства. Они сохранили в себе колоссальные запасы жизнестойкости, способности к самоочищению. Это жар, сильный жар, который таится под слоем искусственно набросанного пепла, они способны встряхнуться, способны встряхнуть государство, они способны все поставить на свои места. Никому не дано очернить, оплевать ту глубоко патриотическую сущность, которую изначально несут в своих генах Вооруженные Силы, ибо всегда, во все времена лучшие, умнейшие, талантливейшие люди страны в переломные моменты вставали в армейский строй, и жила Держава и будет жить!