Лев Аннинский - Три еретика Страница 70

Арифметика? «Дельно» плюс «талантливо»… От сути того, что он видит в Печерском, Чернышевский несколько уходит. Под конец пафос уже почти организационный:

«…Надобно жалеть о том, что он пять или шесть лет молчал, напечатав своих „Красильниковых“. Если он опять вздумает поступить так же после „Пояркова“, на нем будет тяжелая вина, которой не простит ему никто из его почитателей, – он должен писать. Содержание же „Пояркова“, – итожит Чернышевский, – мы не рассказываем, „предполагая, что каждому из читателей уже известен этот превосходный очерк служебных дел и скитского быта“.

Знаменательный отзыв. «Содержание» все-таки обойдено. То ли не по душе оно Чернышевскому, то ли на «потом» оставляет: пусть-де автор дальше пишет, а мы посмотрим…

Дальше Мельников пишет рассказ «Дедушка Поликарп».

Дедушка. Древний, ветхий. В отличие от бывшего станового Пояркова – коренной крестьянин. И разговор у него с барином – рассказчиком – соответствующий. Что барин ни скажи, дедушка поддакивает да благодарит, а за поддакиванием свое гнет, да такое, что беседа его с барином – как общение слепого с глухим – слои не соприкасаются.

Барин мужику ферму велит завести, корову казенную во двор приводит, а мужик в ножки барину падает – норовит от хорошей коровы отбояриться, держать же хочет – свою, плохую. Что за дурь?! А за хорошей – уходу больше, да и спросу больше; за хорошей начальство с надзорами наезжать начнет, на одних угощениях разоришься… Так и идет общение на двух уровнях. Как два лесных пожара: один светло горит поверху, а другой дымится по корням и павшим сучьям. «По плантам» одно выходит, по жизни – другое, а вроде и спору нет: «вестимо, родименький», «правда, кормилец», «дай бог здоровья господам начальникам», – а под этим-то бог знает что: земля качается, статистика по швам ползет. Двойной счет, двойной свет, сдвоенная, двоящаяся реальность.

Впрочем, начальники-мздоимцы, воры законные – выведены в рассказе на первый план неколеблющейся рукой.

И вот результат: впервые, кажется, у Мельникова – застревает рассказ при печати.

Из дневника чиновника Министерства внутренних дел А.И.Артемьева. 10 мая 1857 года: «…Статью Мельникова „Дядя Поликарп“ „Русский вестник“ не печатает не по причине цензурных затруднений, а потому, что статья направлена против раскола. А статьи Щедрина „Старец“, „Мавра Кузьмовна“ – разве не такие же? Конечно, если судить либерально, то ни одной статьи подобной поместить нельзя: мы пишем против раскольников, а им не позволяется возражать…»

Артемьев кое-что путает. Во-первых, не «дядя», а «дедушка». Во-вторых, против раскола в «Дедушке Поликарпе» – ни полслова; «против раскола» был – «Поярков». Но атмосфера уловлена. Уловлено связанное, двусмысленное положение либеральной интеллигенции в вопросе о раскольниках. Уловлено своеобразное соревнование-соперничество Щедрина и Печерского на этой почве. Уловлен, наконец, контраст позиций того и другого.

Щедрин, собственно, относится к староверам куда круче Печерского. В понимании Щедрина раскол – безоговорочный синоним дикости и невежества. Щедрин так и пишет о старообрядцах – в тех очерках, где он их касается. Но он… чувствует неловкость, испытываемую в этой ситуации всяким щепетильным интеллигентом: нельзя критиковать тех, кто не может ответить. И еще жестче: нельзя критиковать тех, кого преследуют власти. Это – «неприлично», «несвоевременно». Щедрин отказывается писать роман «Тихое пристанище» о девушке-»расколке». Он – сворачивает тему старообрядчества в своей работе.

Печерский – разворачивает. Он, преследовавший раскольников реально, отнюдь не стесняется критиковать их печатно. Либеральный дух Мельникова, положенный на недавнюю крайнюю нетерпимость его, конечно же, должен вызывать недоверие у последовательных сторонников Прогресса. Тут завязывается сложнейший узел, в который Мельников Втянут логикой борьбы. Придет время, разойдутся стороны, пойдут «стенка на стенку» – разрубится узел. Пока время не пришло. Стороны ищут сторонников. Трезвая правда, колющая глаза «властям» с первого плана мельниковских рассказов, не оставляет сомнения в том, какому стану он сегодня нужен: он нужен стану Некрасова.

«Дедушка Поликарп» выходит в мае.

Чернышевский тотчас обыгрывает один из его эпизодов в статье «Борьба партий во Франции…». Печерский включен в злободневный ассоциативный фонд, без него не обойтись. Хотя сомнения, кажется, продолжают посещать Чернышевского. Знаменитая статья «Русский человек на rendes-vous» в черновике начинается так: «Рассказы Щедрина, Печерского и других в деловом изобличительном роде, конечно, очень полезны и благородны, но оставляют в душе читателя очень тяжелое чувство. Поэзия должна быть примирением всех односторонностей в просветленном идеале. Я с радостью читаю „Асю“…»

Так намечается еще одна линия напряжения: Печерский – Тургенев.

Из печатного текста статьи Чернышевский это место изымает. Сомнения сомнениями, а в борьбе союзников не выбирают: Щедрин, Печерский – союзники.

Добролюбов, с осени 1857 года сменивший Чернышевского в роли обозревателя «Современника», подхватывает этот тон. И эти же сомнения:

«…Честное и правдивое направление, которое привлекло читателей… к рассказам гг. Щедрина и Печерского… в такой форме… недолговечно. Такая юридическая беллетристика бессмысленна под вымышленными именами…»

Как беллетристика – бессмысленна, однако как статистика… полезна? В декабрьском номере «Современника» Добролюбов возвращается к «Красильниковым»: да, только такой статистике можно верить!

Еще месяц спустя: «Гг. Щедрин и Печерский и раньше существовали, а только теперь заговорили то, о чем раньше молчали, – вот какова сила общественного мнения…»

К моменту, когда Добролюбов пишет это, Печерский уже твердо – «обличитель номер два»: разоблачительные рассказы его выходят один за другим в «Русском вестнике»: «Непременный», «Медвежий угол»…

«Непременный». История жалкого чиновника («непременного заседателя земского суда»), которому начальник велит жениться на бывшей оного начальника любовнице – грех покрыть. Попутно изобличаются рецепты, как лучше брать взятки.

«Медвежий угол». Исповедь подрядчика о том, почему «казну грабить сподручнее», чем брать взятки, и как в глухомани «анжинеры» по путейскому ведомству работы земляные производят: копают грунт песчаный, а пишут – каменистый; а если проверщики приедут? Так они – »ихнего же брата: в одном месте учились, однокашники – все на одном стоят». «Кормиться тоже и алхитехтурам надо, без этого нельзя…»