И. Петровский (ред.) - Почему Гитлер проиграл войну? Немецкий взгляд Страница 71

Франция являлась в 1940 году подлинной целью немецкого наступления на Западе. После заключенного 22 июня перемирия французы прожили годы до освобождения в 1944 году, будучи расколотыми на четыре категории: на жителей оккупированной Франции, жителей вишистской Франции, сторонников Свободной Франции во главе с генералом Шарлем де Голлем, который поначалу имел территориальный базис только во Французской Экваториальной Африке, и тех, кто проживал в аннексированных Эльзасе и Лотарингии. И там тоже — как и в Люксембурге — проводились меры по онемечиванию, и мужчины призывались в вермахт. Это коснулось 130 000 эльзасцев и лотарингцев, 40 000 из которых не вернулись в свои дома [95].

Будучи театром военных действий в 1940 и 1944 годах, Франция, понесшая потери в количестве 810 000 убитых, в том числе 470 000 гражданских лиц (включая 75 000 евреев), испытала и тяжелейший материальный ущерб. В конце войны продукция ее промышленного производства составила только 32 % от уровня 1938 года, финансы были совершенно расстроены, а ситуация со снабжением населения продовольствием представляла собой самую неутешительную картину. Когда же из немецких лагерей вернулись военнопленные, мобилизованные на принудительные работы и депортированные по политическим причинам, то эти трудности возросли еще более [96].

На все это следует смотреть на фоне суровой оккупационной политики, когда Франция, оплачивавшая оккупационные расходы в размере 48 % национального дохода от уровня 1939 г., эксплуатировалась словно колония. Немцы и людей рассматривали как свои военные трофеи. Помимо военнопленных, осенью 1943 года на принудительных работах в рейхе было занято 750 000 молодых французов [97]. А на французской территории весной 1942 года на немецкую военную машину трудились примерно 1 030 000 мужчин и женщин [98].

Думается, эта всевозраставшая эксплуатация внесла существенный вклад в устранение того благодушия, которое поначалу доминировало среди большинства населения. Перелом в настроении обернулся в первую очередь ростом рядов движения Сопротивления, заплатившего за свои акции очень высокую цену — 20 000 расстрелянных гестапо и французской милицией, а также около 30 000 погибших из числа 60 000 подвергшихся депортации по политическим причинам. С другой стороны, будучи спонтанным протестом против национал-социалистического террора, оно явилось свидетельством патриотизма французов и их стремления к духовному самоутверждению. Не случайно в рядах Сопротивления было много представителей интеллигенции, и его моральный эффект, имея в виду чувство самоуважения граждан Франции в послевоенное время, в историческом плане, пожалуй, следует оценивать выше, нежели его военные последствия [99]. К то му же результаты проходивших внутри движения Сопротивления дискуссий по поводу структурных реформ повлияли на экономическую и социальную политику, осуществлявшуюся в 1944–1946 годах [100].

Чувства конкретного француза в конце войны, наверное, в немалой степени зависели от его отношения к режиму Виши, коллаборационизму, Сопротивлению и Свободной Франции. Страна была расколота на фракции, и линии разлома пронизывали насквозь все официальные и неофициальные группировки. Возможно, что именно поэтому политические чистки, начавшиеся еще до освобождения, столь мощно потрясли французское общество «в самых его основах» [101].

И по сей день нет консенсуса в оценке этого самоочищения. Потерпело ли оно провал, так как слишком многие коллаборационисты так и остались ненаказанными? Удалось ли достигнуть его комплексных целей, среди которых наиболее важной представлялось восстановление национальной идентичности? Сомнения тут понятны, если иметь в виду, что на экономический коллаборационизм [102] просто не обращалось внимания, а за преступления, совершенные французами при «окончательном решении еврейского вопроса», никаких «очистительных процессов» сразу же после окончания войны не последовало [103].

Если же смотреть на дело с чисто количественной точки зрения, то политическая чистка выглядела впечатляюще. С учетом внесудебных акций эта «эпурасьон» стоила жизни почти 11 000 человек. 126 000 человек с сентября 1944-го по апрель 1945 года были арестованы. Свыше 40 000 граждан были приговорены судами к различным срокам тюремного заключения, а 50 000 наказаны лишением гражданских прав. Было уволено не менее 12 000 чиновников. Цифры, конечно, впечатляющие, да только вот к 1953 году большинство осужденных было амнистировано [104].

Далее, к итогам мировой войны для Франции относятся и последствия этой войны для внешней политики страны. Своим продолжением борьбы де Голль сохранил для Франции статус великой державы, что выразилось в предоставлении ей места постоянного члена Совета Безопасности ООН и права на зону оккупации. В своей политике безопасности по отношению к Германии генерал ориентировался на концепцию Фоша касательно Рейнской земли. Но наиболее отчетливо опыт войны сказывался в перманентном недоверии к Соединенным Штатам. Короче говоря, будучи выразителем политики балансирования между

Востоком и Западом, служившей подавлению Германии и недопущению англо-американского перевеса, Париж длительное время никак не хотел признавать противостояния Востока и Запада [105].

Но в общем и целом реставрированная колониальная и далекая от реальности великодержавная политика Франции — фатальные последствия культивировавшейся французскими элитами завышенной оценки роли своей страны в мировой политике — оказалась чреватой теми персональными, финансовыми и экономическими перегрузками, которые привели в 50-х годах к тяжелым внутренним кризисам и парализовали Четвертую республику во внешнеполитическом плане.

Великобритания встретила конец войны в 1945 году как крупнейшая моральная победительница и одновременно как страна, потерпевшая поражение в геополитическом плане. К внутриполитическим последствиям войны относился тот факт, что Альбион начиная с июля 1945 года стал изменять свою социальную структуру в направлении государства всеобщего благоденствия.

Предпосылки для этого создала одержанная лейбористами победа на выборах, которая показала, что обещания политических реформ явились для избирателей более привлекательными, нежели пропагандистские самовосхваления на фоне победы в войне. Англичане, уже с 1940 года подвергавшиеся налетам немецкой авиации, потеряли убитыми 386 000 человек, в том числе 62 000 гражданских лиц. Они доказали свою способность переносить страдания и стремились теперь к лучшему будущему. Каковое и хотели обеспечить им лейбористы путем национализации многочисленных учреждений и предприятий. Параллельно с этим правительство реализовало страхование, которое охватывало всех граждан, и приняло закон об учреждении национальной службы здравоохранения. Такой была грандиозная программа, проведенная в основном до 1950 года лейбористами в жизнь.

При всей критике слабых мест этого проекта — к примеру, системы налогообложения — он представлял собой примечательный успех. Ведь Соединенное Королевство находилось в 1945 году в крайне тяжелом финансовоэкономическом положении. Государственный долг достиг 3,35 млрд фунтов стерлингов, стране грозил полный финансовый крах. Причины такой ситуации объясняются тем, что британская экономика с 1939 по 1945 год работала почти исключительно на военные нужды, стране приходилось импортировать, возможности же экспортировать у нее уже не было. Без американских поставок по ленд-лизу Великобритания просто бы не выжила. Когда же война окончилась, то эта поддержка в одночасье отпала. Одновременно нужно было переводить военную экономику на мирные рельсы, на что потребовались годы, и к тому же англичане, несшие ответственность за самую густонаселенную оккупационную зону, должны были заботиться о снабжении голодающих и мерзнущих немцев.

В такого рода ситуации помогал только огромный долларовый заем, который, опять же, был чреват в долгосрочном плане негативными политическими последствиями. Ибо откровенно проявлявшаяся слабость британской валюты вела, по всей логике, к дальнейшему ослаблению связей внутри Содружества Наций, страны которого сближались с долларовой сферой либо стремились к экономической самостоятельности. Лондон все в большей степени становился лишь символом былого величия, тогда как новый центр могущества, куда и вели теперь все пути из Содружества Наций, назывался Вашингтон.

Все это произошло не вдруг. Фактически процесс отпада и распада начался ведь уже во время Первой мировой войны, он продолжался в 1918–1939 годы, а затем во Вторую мировую войну лишь ускорился. Вновь проявившаяся зависимость Лондона от экономического и военного потенциала его мировой империи укрепила у ее народов сознание собственного достоинства и те силы, что стремились освободиться от старого центра власти. Такие войны, как в 1939–1945 годах — и скрыть это было теперь никак невозможно, — были Великобритании уже не под силу. И хотя в конце войны Соединенное Королевство олицетворяло собой, как и до того, великую державу, но держава эта, как продемонстрировали в первую очередь переговоры «Большой тройки», утратила многое из своего политического могущества. Не было ни малейшего сомнения в том, что эпоха политики европейского равновесия при доминирующей роли Лондона уже безвозвратно принадлежала прошлому. Этот факт относится к поистине историческим позициям в конечном балансе мировой войны [106].