Фёдор Абрамов - Олег Трушин Страница 71

«День добрый, Фёдор Александрович!

Пишет Вам читатель Ваших книг, почитатель Вашего таланта. В новогодние дни хочется пожелать Вам доброго здоровья, а остальное – часто говорит моя мама – дай бог, само приложится.

Фёдор Александрович, письмо-записку я решил написать вот почему – в “Литературной газете” да и в других изданиях читал о Вашей новой книге “Костры осенние”. Но роман (или повесть) с подобным названием – “Костры осенние” – год-два назад издавался в Воронеже. И вроде бы запланирован к переизданию в Москве на 1972 год. Если не ошибаюсь, то в “Советском писателе” в “Тематическом плане” видел. Автор книжки – Ф. Певчев.

Впрочем, значения это большого не имеет, главное ведь не в этом. Но на всякий случай решил сказать Вам.

Ещё раз всего Вам хорошего!

Спасибо за Ваши книги.

Петро Чалый.

Воронежская область,

с. Россошь,

ул. Алексеева, д. 26.

19 декабря 1971 года».

Абрамов тогда немедленно принял решение об изменении названия. Так появились «Пути-перепутья». А Петру Чалому по указанному им в письме адресу Фёдором Александровичем было отправлено письмо с благодарностью.

Стоит отметить, что в своей книге «В поисках истины» Людмила Крутикова-Абрамова, со ссылкой на абрамовский дневник, пишет, что новое название у романа появилось 1 августа во время их совместной поездки в Комарово.

«– “Пути-дороги”, – сказал я.

– Нет, “Пути-перепутья”, – уточнила Люся.

Я сперва отверг начисто, а потом, дня через два, решил: это как раз то, что надо. В духе поэтики других названий, соответствует смыслу книги…»

Возможно, Людмила не знала о письме Чалого и приняла переименование романа как само собой разумеющееся, как желание самого Абрамова.

Впрочем, не исключено, что название «Пути-перепутья» долгое время рассматривалось Фёдором Абрамовым как одна из версий, и всё-таки до декабрьского письма Петра Чалого явное предпочтение отдавалось «Кострам осенним».

Продолжения пряслинской эпопеи читатели ждали. Многие в своих письмах, адресованных Абрамову, спрашивали, будет ли продолжение романа. Так, к примеру, М. Г. Дейнеко из Северодвинска в письме от 24 февраля 1970 года напрямую спрашивал писателя: «Очень прошу Вас ответить, будет ли написано Вами продолжение романа “Две зимы и три лета”?.. Если напишете, примерно когда?.. Мне уже 70 лет». Переживание читателя в данном случае можно объяснить.

К счастью, отданные в «Новый мир» «Пути-перепутья» были приняты к публикации, проанонсированы и запланированы к выходу в первых двух номерах будущего года. Но в какой-то момент уже отредактированный и набранный роман перед самым выходом сигнального первого номера был снят с публикации и передан в высокие инстанции.

«Из меня уже снова пытаются сделать очернителя, снова раздуть вокруг моего имени скандальные слухи и кривотолки. Почему? На каком основании? Кому польза от того, что у нас повсеместно открыта зелёная улица для серости, для бескрылой и спекулятивной посредственности и с великими муками пробивает себе дорогу подлинный талант, по-настоящему, всем сердцем заинтересованный в росте и преуспевании своей страны? – напишет Абрамов 2 января 1973 года секретарю ЦК КПСС, кандидату в члены политбюро Петру Ниловичу Демичеву, в котором коснётся не только романа «Пути-перепутья», но и состояния журнала «Новый мир» в целом. – Я верю, я хочу верить, что в Центральном комитете партии, куда, как я полагаю, отправлен сейчас мой роман, найдутся люди, способные спокойно и объективно оценить моё произведение. Вместе с тем, как писатель-коммунист, хочу обратить Ваше внимание на то, что нельзя больше терпеть создавшееся положение в журнале “Новый мир”. В журнале нет авторитетного хозяина, среди сотрудников его нет должного единства, а между тем этот журнал, несмотря на то что за последние годы претерпел немало невзгод и утратил былую славу, в глазах нашего, серьёзного и взыскательного читателя и в глазах читателя зарубежного всё ещё имеет репутацию ведущего журнала. Именно по нему в первую очередь судят о состоянии советской литературы».

Письмо Демичеву будет не просто отчаянным шагом Абрамова вернуть «Пути-перепутья» в «Новый мир», но и, как видно из текста, возможностью высказаться о «Новом мире». Письмо не было случайным, так скажем, всплеском абрамовских эмоций. Он верил Демичеву, и эта вера не была напрасной. Ведь именно Пётр Нилович после встречи с Абрамовым 30 апреля 1972 года сыграл огромную роль в снятии запрета на публикацию повести «Вокруг да около», сохранявшегося без малого целое десятилетие.

4 января 1973 года, уже на следующий день после отправки письма Петру Демичеву, Фёдор Абрамов, явно находясь в подавленном состоянии, сообщал писателю Василию Ивановичу Юровских в город Шадринск: «У меня началась новая трудная полоса в жизни».

Обращение к Демичеву и в этот раз возымело успех. Поразительным образом и в весьма короткий срок «Пути-перепутья» были возвращены в «Новый мир» и даже успели попасть в январский номер. Абрамову лишь было предложено дописать концовку романа. Так в «Путях-перепутьях» появилась небольшая третья подглавка десятой главы с «летящими журавлями» и причастностью Мишки Пряслина к «делам всей страны», которая, по мнению редакции, придала роману оптимистическое завершение.

Возможно, хотя этому нет прямых подтверждений, абрамовское письмо Петру Демичеву сыграло свою роль и в судьбе «Нового мира», где вскоре сменился главный редактор. К руководству журналом пришёл Сергей Сергеевич Наровчатов – именитый поэт, довольно заметная фигура не только в происходящем литературном процессе, но и в общественной писательской жизни.

Третий роман пекашинской саги, как и предыдущие два, был восторженно встречен читателями. И как прежде, письма с благодарностями от читателей находили Фёдора Абрамова и в ленинградской квартире, и в Комарове. Те, кто не знал адреса писателя, писали в «Новый мир» с неизменной просьбой переправить письмо Фёдору Александровичу. Так, некий Турченёв в своём письме от 15 марта 1973 года, сравнив Абрамова с Толстым, а «Пути-перепутья» с «Казаками», привёл отрывок из рецензии Евгения Тура на «Казаков» из «Отечественных записок» 1863 года: «В этой повести бездна поэзии, художественности, образности. Повесть не читаешь, не воображаешь, что в ней написано, а просто видишь: это целая картина, нарисованная рукою мастера, колорит которого поразительно ярок и вместе с тем верен природе; в нём с ослепительной яркостью соединена правда красок… Это сама жизнь с её неуловимой прелестью».

Профессор Московского университета, литературовед Александр Иванович Овчаренко, прочитав «Пути-перепутья», писал автору романа:

«Эх, дорогой Фёдор Александрович, знали бы Вы, сколько рукописей приходится мне читать! Иногда берёт огорчение, изработан что ли русский язык? Иссякло художественное воображение? И вдруг – Ваш роман, написанный таким первозданно чистым, таким отвеянным языком. Горсть за горстью рассыпали Вы такие круглые, ёмкие слова, что за ними хочется ползать по полу и собирать, как