Диего Марадона - Я - Эль Диего Страница 71

Я же продолжал ждать и надеяться, что андалусийцы хоть что-нибудь сделают. И они сделали: 18 августа «Севилья» отправила факс в «Наполи» требуя огласить мою трансферную стоимость! Я уже кусал локти, я не мог больше терпеть. Я знал, что они это сделают, иначе они бы не были испанцами, матадорами!

Но радоваться было рано: 9 сентября Блаттер заявил, что лучшим решением была бы передача меня «Севилье» в аренду. Тут же я поставил ультиматум: «Если 12 сентября, в субботу, эта история не закончится, я уйду из футбола. Клянусь своими дочерьми»… Должнот быть, это напугало Франки, потому что 11-го, в пятницу, он купил билет на следующий день. Все в Испанию! На самом деле Маркос ничего не скрывал: «Если это будет в конце недели, то нас ждут проблемы с Диего. И он был прав, он уже начал меня понимать, сукин сын!

Получив-таки от судьи разрешение покинуть пределы Аргентины, я не отдавал себе отчет в одном: это было мое первое возвращение в Европу после отъезда из Италии — такого жуткого, такого болезненного. На следуюший день в субботу я встал в полдень и практически ничего не съел. Я очень долго прощался с дочерьми, а потом отправился в аэропорт, в костюме цвета спелой черешни, прямо как на картинке… И там я сказал журналистам, что свой дебютный матч я посвящу Соне Пепе за ее мужество и «Бамбино» Вейре с Карлосом Монсоном, который сидели в тюрьме; один по обвинению в изнасиловании, а другой — в убийстве.

В 7 утра 13 сентября, в воскресенье, я приземлился в мадридском аэропорту «Барахас», а оттуда вместе с Клаудией и Маркосом на частном самолете проследовал в Севилью. Там я впервые подал руку президенту «Севильи» Луису Куэрвасу. У меня было желание спросить его: «Что же ты не ускоришь немного процесс, зерно чечевицы?». Но я подумал, что для первого раза это было бы чересчур.

Я побывал на стадионе «Санчес Писхуан», на котором проводила свои домашние матчи «Севилья», и видел ее поражение от «Депортиво» из Ла-Коруньи, которое воспринял как свое собственное. Тем не менее, я чувствовал себя как дома: на скамейке запасных сидел Билардо, на поле был Симеоне, бороздивший центр поля туда-сюда, и вообще обстановка напоминала мой дебют в «Наполи» против «Вероны»: нас имели по полной программе, а закончилось все тем, что мы выиграли два скудетто. На первый взгляд, все было очень хорошо. Я понимал, что Авеланж и Блаттер защищали меня потому, что они уже своего добились, и теперь должны были быть благодарны «Севилье», поскольку на самом деле меня хотели видеть у себя не так уж и много клубов.

Я остановился в загородном отеле «Andalusi Park» на пути в Уэльву, построенном в арабском стиле, и решил тренироваться и ждать. Дело в том, что за неделю все хорошее могло стать плохим. «Наполи» не собирался сдаваться, а «Севилья» по-прежнему не форсировала события; они всегда обещали провести решающую встречу «завтра». 18 сентября, в пятницу, я собирался улететь в Буэнос-Айрес, но не сделал этого, потому что когда я встал, то обнаружил под дверью факс, который прислали мои дочери. В нем говорилось: «Папа, не приезжай. Мы надеемся, что сами приедем к тебе». Эта бумага была для меня дороже любого контракта…

В сопровождении Вальдекантоса я вышел на пробежку на поле для гольфа, которое называлось Лас-Минас. Лас-Минас, мины! На мне была футболка Майкла Джордана, в которой он играл за «Dream Team», и тогда я сказал: «Снимите меня в ней, пусть меня увидит Джордан!». А потом Джордан спросит: «И что это за хрень?». За мной вновь следовал итальянский оператор, и я воспользовался этим, чтобы на бегу прокричать прямо в камеру: «Они вынуждают меня сделать это, вынуждают уйти из футбола! Для меня это очень обидно, потому что, как вы видите, у меня есть огромное желание бежать. Пусть Ферлаино это также увидит, пусть он увидит, что я жив… Что я не умер». То свое состояние я назвал «сладкое ожидание», хотя сладкого там не было ни капли.

Наконец, настало 22 сентября. Было почти три часа дня, и я сидел в ресторане отеля, в окружении всей моей семьи, теребя скатерть или что-то в этом роде. Внезапно я поднял глаза и увидел направляющегося ко мне Франки. Казалось, что его лицо состоит из одной улыбки и все светится от радости… Он встал сбоку и посмотрел на меня сверху вниз, потому что я все еще продолжал сидеть.

— Парень, ты свободен.

— Я тебе не верю, ты надо мной издеваешься.

— Я тебе серьезно говорю: ты свободен, ты действительно свободен.

Франки сказал мне это и рухнул, упал в кресло и начал плакать. У меня также покатились слезы из глаз, когда я посмотрел на всех, кто был рядом со мной: на Клаудию, на моих родителей, родителей моей жены. Я прижал Джаннину к моей груди и произнес ей на ухо: «Я свободен, я свободен, и я счастлив. Наконец-то ты сможешь увидеть меня на поле, с мячом. Наконец-то».

Шесть дней спустя, 28 сентября, я вновь стал профессиональным футболистом. Ради такого случая была утроена моя презентация в матче против мюнхенской «Баварии», за которую играл мой друг Лотар Маттеус, и я наконец-то смог ступить на поле стадиона «Санчес Писхуан» в футболке под десятым номером под звуки песни Фаби Кантило «Моя болезнь», которая так много для меня значила.

«Я побеждена, потому что мир сделал меня такой.

Я не могу ничего изменить.

Я — лекарство без рецепта и твоя любовь,

Моя болезнь».

Мы выиграли со счетом 3:1, но я думаю, что результат ни для кого не имел значения… Во всяком случае, для меня уж точно: мне понравилось делать передачи Давору Шукеру, получать их от Симеоне, слушать Билардо; я исполнил штрафной удар практически от самого углового флажка, и мяч попал в перекладину; я сделал голевую передачу Мончу… Мне вновь понравилось играть с мячом. Я отпраздновал это событие с широким размахом, вместе с Маттеусом, который пришел в отель и присоединился к нам. Его присутствие дало мне почувствовать, что футбольный мир счастлив оттого, что я вернулся.

Я захотел узнать, когда у меня состоится официальный дебют и посмотрел в календарь, где значилось: 4 октября, воскресенье, «Атлетик» Бильбао, стадион «Сан Мамес». Никакой другой соперник не мог быть для меня более значимым! Из-за прошлого и настоящего. Как только я подписал контракт с «Севильей», так главный тренер «Атлетика» Юпп Хайнкесс заявил, будто бы в моем контракте есть условие, по которому я не буду играть ни на «Ноу Камп» и на «Сан Мамес»… Что за бред? Я хотел играть там больше чем где-либо! Играть и взять реванш, и у этого немца в том числе.

Очень многое меня связывало с этим клубом, и очень многое меня с ним разделяло… «Атлетик» отнял у меня две возможности выиграть чемпионат Испании, когда я выступал за «Барселону». «Атлетику» мы проиграли в финале Кубка Испании, в последнем матче, который я проводил в сине-гранатовой футболке: игра закончилась обменом ударами в центре поля, грандиозным скандалом, который начался из-за того, что кто-то на меня наехал. И, конечно же, у «Атлетика» был игрок-символ, Андони Гойкоэчеа, который сломал мне голень в 1983 году, нанеся самую тяжелую травму за всю мою карьеру. Тогда я восстановился через 106 дней, и в первом же матче после возвращения нашим соперником была… «Севилья».