Владимир Ерохин - Вожделенное отечество Страница 71

Это не было ремеслом или профессией. Это было призвание — как царей призывают на царство.

Он отдавал себе отчёт в своём значении, но и в этом был кроток и смирен — без дураков, не превозносясь, но и без самоуничижения, которое паче гордости. В нем не было ничего ложного.

Я сказал ему однажды: "Мы живём только вашим светом". Он, подумав, ответил: "Очень может быть".

Другой прихожанин спросил: "Существует ли дьявол?". И отец сказал ему: "Увы!".

Помню шок американских историков, когда я изложил им, не ссылаясь на источник, комментарий отца Александра к войне с Наполеоном: "Дикари сражались против своих освободителей" (Бонапарт отменил крепостное право по всей Европе).

Я жаловался, что нет свободы творчества — давят власти. Мень ответствовал мудро: "И Александр Сергеевич пользовался услугами нашего друга Эзопа". Как сейчас, помню сентябрьский пронзительный день в Лианозове, чужую дачу, которую я снимал за тридцать рублей в год, певучие доски веранды, по которым раздумчиво топал лёгкий в повадках, по-медвежьи ловкий и внушительный духовный мой отец. Так и звучат в моей памяти, как скрипка в сопровождении рояля: скрип половиц, аккорды башмаков. "Противно жить согнувшись, как в пещерах", — сетовал я. Он ответил: "Можно жить и согнувшись, это, в конце концов, неважно. И не забывайте, что именно в пещерах были сделаны такие открытия, как лук, копьё, огонь и, может быть, колесо".

Я пришёл к нему .в больницу, но и там он скормил мне грушу и расспрашивал о моих делах.

Письма он прочитывал в электричке, одну книгу написал за год — по десять минут каждый день, пока жена разогревала обед.

Был всегда бодр и, по возможности, весел.

Он сказал безнадёжно влюблённому юноше, который ломился, как танк, к предмету своей любви: "Чресла есть у каждого". Другому: "За любовь надо бороться". А ещё в одной, и тоже безнадёжной ситуации: "Пусть она будет для вас — никто".

Обмануть его было невозможно. Он был прозорлив.

Как-то утром мы с Александром Менем прикалывали к стене его кабинета карту Святой Земли. Лицо отца выглядело обожженым — резкие черты, под глазами впадины теней: его накануне несколько часов допрашивали на Лубянке. Согнулась металлическая кнопка. Я бросил её в корзину со словами: "Если кнопка согнулась, её уже не разогнуть". "Ибо кнопка подобна человеку", — добавил отец Александр.

Согнуть его было невозможно. Только убить.

И ещё одно мне вспоминается, когда я думаю о нем: строчка из гимна русского военно-морского флота "Коль славен наш Господь в Сионе" (когда-то его исполняли кремлёвские куранты и "склянки" на всех кораблях) — "Ты любишь, Боже, нас, как чад". Вот так — как чад — любил нас отец Александр.

Почему возле него часто, слишком часто были плохие люди? Он обычно отвечал: "Не здоровые нуждаются во враче, но больные". А в одном, особенно смутившем меня случае: "Всегда есть надежда".

Он отвечал перед Богом, и до человеческих оценок ему не было дела. Хотя иногда эти две позиции совпадают.

Он всерьёз считал, что лень — мать всех пороков. Ему были свойственны колоссальное самообладание и выдержка, нечеловеческая воля. Он потому и смог, уже убитый, дойти до своей калитки.

Он не сдавался никогда.

День его рождения совпадал с днём смерти Ленина, который в то время, да ещё и в моем детстве, был всенародным праздником. И родственники Елены Семёновны шутили, что родился новый Ленин.

...Так случилось, что мне пришлось держать в руках записную книжку Зои Космодемьянской. Я тогда работал в "Литературной России", а в тот год праздновалось какое-то летие комсомола, и меня послали в музей Ленина, где готовилась экспозиция и грудой лежали материалы из архивов. Среди них мне попалась карманного формата тетрадка в клеёнчатом переплёте — довоенный блокнот Зои Космодемьянской. Листая страницы, я обнаружил там стихи. Стихи о Ленине:

Смотрят с портрета его глаза.Его взор упрям и лучист.Умер семнадцать лет назадБогатырь, коммунист.

Потом шла поэтическая заготовка — строка: "Нам Христа заменил Ильич".

Была ещё запись про Гайдара (что-то типа "Гайдар подыгрывает"). Они были друзьями — познакомились в психиатрической лечебнице. (Есть фотография: Аркадий Петрович и Зоя — в полосатых пижамах на скамейке в больничном саду.) Дальше шёл адрес штаба партизанского отряда — где-то на Песчаных улицах. Нет ничего наивнее былин о "дубине народной войны" в то время. Партизанские отряды, которые могли бы оказаться боеспособными в условиях немецкой оккупации, формировались в Москве из профессионалов. (В американской армии такие части называются "guerilla forces".) Они забрасывались в тыл противника, а уже там обрастали местным населением. Гайдар, кстати, тоже погиб как боец партизанского отряда.

А я все вглядывался в строчку: "Нам Христа заменил Ильич". Вместо Христа. По-гречески — антихрист...

Священник, выходящий из алтаря, знаменует собой Спасителя, который вышел на проповедь. Господь называл Себя дверью, через которую народы войдут в Царство Небесное. Для меня живым образом Сына Божия и дверью в Его Царство был отец Александр Мень.

Необыкновенной была его любовь ко Христу. О Христе он знал, кажется, все. Он был высокий профессионал, блестяще знавший свой предмет.

Он берег время и тратил его экономно и аффективно. Говорил: "Время — вещь сатанинская. Надо его преодолевать."

У нашей прихожанки умер муж. Она плакала на клиросе. Утешил её отец Александр довольно своеобразно — сказал: "Догонишь..."

Можно сказать, что он был ориентирован на вечность, он был спроецирован на вечность и сам был проекцией вечности сюда, на грешную землю, которую очень любил — конкретную: Загорск, Пушкино, Москву, Коктебель, Россию.

Отец Серафим Батюгов — священник катакомбной Церкви — сказал тётушке отца Александра Вере Яковлевне Василевской (они похоронены рядом в Пушкине — Вера Яковлевна и Елена Семёновна): "Только никогда не жалуйтесь".

Отец Александр дружил с Еленой Александровной Огневой. Сказал, когда она умерла: "За её душу я спокоен". Умиротворённая, весёлая, неунывающая даже в тяжёлых обстоятельствах душа. Сокровище смиренных. Сокровище благих.

Есть три отношения к Богу: Он-отношение (познание), Ты-отношение (молитва) и Я-отношение (вдохновение).

"Непрестанно молитесь. За все благодарите."

Это подобно напряжению струны.

Или как стрела на натянутой тетиве.

Отец Александр понимал самосознание и труд человека как жизнедеятельность космоса. Бог есть Дух. Дух есть движение. Нельзя ничего пускать на самотёк. Тут и вмешивается сатана (так в горницу, дом, выметенный и пустой, входят бесы, входит дьявол).