Павел Федоров - Генерал Доватор Страница 73

Увидев Доватора, Захар Торба громко подал команду «Смирно» и, сделав несколько шагов вперед, четко отдал рапорт.

— Вот и рапорт отдавать научился отлично, — поздоровавшись с разведчиками, проговорил Доватор. Он был без бурки, в новой, хорошо облегавшей его плотную фигуру бекеше с серебристой барашковой опушкой. На голове ловко сидела генеральская папаха.

Торбе, только что отдавшему рапорт, хотелось приветствовать генерала улыбкой, но неловкость за разговор Шаповаленко сдержала его. Он виновато нагнул голову и сдвинул ремешок каски ближе к кадыку, точно он резал подбородок, хотя был застегнут не туго. Заметив все это, Доватор понял, что разведчики чем-то взволнованы.

— Что это вы, хлопцы, ладошкой рты прикрываете? Кашлять, что ли, боитесь?

— Да ничего, товарищ генерал… — подавляя смущение, ответил Торба и, искоса взглянув на Шаповаленко, подумал: «Из-за тебя, бородатый, вся волынка. Партизан нашелся!»

— Ничего, брат, разберемся, — точно угадывая мысли Торбы, суховато заметил Лев Михайлович. — Дайте-ка сегодня коням двойную порцию корма.

— Кормить коней, воно, конечно, товарищ генерал… — нерешительно заговорил Шаповаленко. Но генерал на него даже и не посмотрел, а спросил, обращаясь к Торбе:

— Сколько хромых лошадей?

Филипп Афанасьевич нерешительно переступил с ноги на ногу и встревоженно поглядел на Доватора.

Всегда он разговаривал с ним с шутливой задушевной простотой. Много говорил о Кубани, где он когда-то служил командиром эскадрона. И вдруг сейчас будто и не замечает его. Филипп Афанасьевич догадался о причине и хотел объясниться. Ведь ему просто обидно было, что они, казаки, куда-то отходят без единого выстрела, хотя всем не терпелось подраться. Вот почему он искренне считал свои обиды правильными.

— Сколько хромых коней? — переспросил Лев Михайлович, присаживаясь на седло Шаповаленко.

Торба ответил.

Филипп Афанасьевич подошел поближе к Доватору с твердым намерением заговорить. Вид у него был такой, будто генерал обещался прийти к нему в гости, поговорить по душам, а вдруг зашел к соседу и начал с ним бражничать. Обида была кровная. Доватор это видел, но решил не менять тона и по-прежнему внешне оставался безразличным к нему.

— Коням не давайте сразу ложиться. Проводку делайте. Массируйте скаковые суставы.

Доватор взглянул на Буслова и, согнув ногу в колене, показал, как надо это делать.

— Понятно, товарищ генерал, — тихо вмешался в разговор Филипп Афанасьевич. — Но только, коли кони будут на трех ногах, як мой, то тут не разотрешь… Разрешите обратиться, товарищ генерал.

— Обращайтесь, — равнодушно ответил Доватор и удобней уселся в седле.

— Куда мы так поспешаем? — смущенно посматривая на генерала, спросил Шаповаленко.

— На отдых… — спокойно и коротко ответил Доватор.

Казаки, переглянувшись, недоверчиво улыбнулись.

Лев Михайлович отлично понимал настроение людей, и ему хотелось объяснить обстановку, но в данную минуту нельзя было говорить общими фразами о необходимости перемены позиций, а сказать прямо, что немцы быстрым темпом продвигаются к Москве, он не мог. Сначала ему и самому не верилось, что противник прорвал оборону в районе Холм — Жирковское, быстро расширяет прорыв и угрожает отрезать две наши армии. Конница, как подвижной резерв, должна была прикрыть отход наших частей на Ржевском большаке.

Надо было сказать людям что-то другое, важное, способное поднять боевой дух и укрепить дисциплину.

— Куда ж мы идем на отдых, товарищ генерал? — спросил Филипп Афанасьевич.

— Конечно, не на Кубань. А может быть, и туда пойдем… О тебе, наверное, там старуха соскучилась!

Веселый тон Доватора вызвал дружный смех казаков.

— Да вы шутите, товарищ генерал?

Шаповаленко растерянно дергал себя за мочку уха, где темнела крохотная дырка (когда-то молодой Филипп носил в ухе серьгу).

— Не шучу, а серьезно говорю, — ответил Доватор. — Фронт большой, могут и туда послать. Мы люди военные.

— Верно, — согласился Буслов, толкая Шаповаленко локтем.

— А сейчас торопимся только потому, что боюсь к поезду опоздать. Да в армейский склад надо поспеть, получить полушубки и валенки. Филиппа Афанасьевича надо одеть, а то ему холодно будет в партизанском отряде… Найдет ли он там себе тетку Василису?..

Последние слова Доватора заглушил новый взрыв хохота.

— Да то ж неправда, товарищ генерал! — взмолился вконец растерявшийся Шаповаленко.

— Не веришь? Впрочем, ты мне вообще не веришь! А раз командиру солдат не верит, значит, кто-то из них никуда не годится… Наверное, я…

— Щоб я вам, товарищ генерал… Да сроду этого не було. Да я…

— Как же не было? — перебил Доватор. — Только что при всех заявил, что уходишь в партизаны, оставляешь своих товарищей, а раз так, значит, не доверяешь своему командиру! Ясно!

— Да не то, товарищ генерал! — решительней и смелей заговорил Шаповаленко. — Я же оттого, шо сердце болит. Всю ночь ехав и думав: куда идем? Пехота смеется. «Швыдче, кажуть, поезжайте, а то немцы догонят». Срамота! Нигде ни одного немца немае, а мы — силища така — идем без драки. Що таке!

Бойцы уже не улыбались. Каждый из них с такой же затаенной болью в сердце переживал нависшую над Родиной угрозу. Оставлять врагу села и города было невыносимо тяжело. Доватор отлично понимал это. Ему было еще тяжелей.

— Гитлеровцы хотят захватить столицу нашу — Москву, — проговорил он негромко. — А мы, советские люди, знаем, что такое для нас Москва. Мы идем защищать нашу столицу. Вот почему мы совершаем такие длительные марши. Мы не можем отдать фашистам Москвы. И никогда и никому не отдадим ее!

Все напряженно молчали. Захар Торба трясущимися руками, сам не замечая того, обрывал ременные кисточки темляка и машинально бросал их под ноги. Если бы ему вчера кто-нибудь сказал, что гитлеровцы подходят к Москве, он принял бы это за вранье, за насмешку. А сегодня это говорил сам Доватор!

— Ну как, Филипп Афанасьевич, в партизаны, значит? — после небольшой паузы спросил Лев Михайлович.

— Товарищ генерал, да разве я могу товарищей кинуть!

— Сегодня же отправлю. Передай коня и приходи в штаб, — с безоговорочной властностью в голосе заявил вдруг Доватор и, поднявшись, ушел.

— Ну вот, казак, хотел партизанничать, так ступай теперь, — укоряюще проговорил после ухода генерала Яша Воробьев. — Чекалдыкнул лишнюю чарочку, вот и выкинул коленце… А она, окаянная, как заиграет! Не только в партизаны, на гору Арарат воевать полезешь. Чалого-то кому препоручишь?